Наследницы Белкина

Рабочие в комбинезонах выкрашивали скамейки и качели в яркие цвета, дворники собирали мусор в мешки, на клумбах возились толстые тетки, вскапывали землю, высаживали цветы. Там и тут разворачивали шатры летние кафе, все чаще доносилась музыка. Чем более радостным и прекрасным виделся ей мир, переходящий от грязно-весеннего состояния к солнечному и пыльному летнему, тем больше хотелось его оставить, пока в нем все в порядке.

Вера Ивановна не удивилась, когда экзамен Мишеньке назначили на девятое июня. И ни капельки не поразилась, когда он принес пятерку. Она и деньги в конвертике приготовила заранее, как раз накануне принесли очередную пенсию.

Вечером девятого июня они сидели на кухне у Клавы, которая закатила настоящий пир. Бутылка водки уже наполовину опустела, хотя Вера Ивановна только символически пригубила пару раз из своей рюмки.

— Веруня! — ревела на весь дом Клава. — Да ты же педагог от Бога! Да в школе ведь все уже руки опустили, даже родители с этим оболтусом не справились, а ты! Да ты просто учительша-героиня! Дай я тебя поцелую!

Вера Ивановна вздыхала и качала головой.

Июль и август

Июль и август слились в беспрерывный жаркий и душный марафон. Поначалу Вера Ивановна очень тосковала по Мишеньке. Уж как не хватало ей привычно-жалобного «баб Вер». Но Клава увезла внука на лето в деревню. Лиза взяла отпуск за свой счет на два месяца и уехала с дочкой на море. Ребенок часто болел бронхитом, врачи грозились астмой, а у Лизаветы где-то в Краснодарском крае жила не то тетка, не то двоюродная сестра, которая согласилась выделить им комнатку.

Жара стояла неимоверная. Плотные темно-зеленые шторы ушли весной на одеяло, и солнце нещадно пекло в окна с самого утра. Улицы покрылись пылью, зелень выцвела. Вере Ивановне казалось, что сам воздух стал плотным и вязким, даже ходить было тяжело. Город погрузился в оцепенение, исчезли, растворились в никуда детские голоса и пение птиц, и только асфальт тяжело дышал вслед редким проезжающим автомобилям.

Вера Ивановна целыми днями лежала на диване, потеряв счет не то дням, не то годам. Время от времени она с кряхтеньем поднималась, подходила к крану и обтирала лицо влажным полотенцем. Ближе к полудню, когда казалось, будто она в пустыне и ее по самые уши закопали в песок, как в фильме «Белое солнце пустыни», Вера Ивановна думала, что не надо ждать никакого девятого числа, довольно мучиться. Останавливала ее только одна мысль: если ни Лизы, ни Клавы нет в городе, когда же ее найдут и что станет с телом при такой-то жаре?

Есть почти не хотелось, и она заметно похудела. В редкие дождливые дни, когда в окна врывалась долгожданная прохладная свежесть, Вера Ивановна поднималась и по привычке устраивала в квартире уборку.

Потом варила кашу, пила чай, гладила полосатого разбойника Ваську, который только что примчался, взъерошенный, с улицы и оставил следы грязных лап на чистом полу. Тогда она удивлялась себе: как так могло получиться, что решила она прочертить свою последнюю линию еще в январе, а скоро август на дворе, а задуманного так и не вышло? Слишком непохоже это было на Веру Ивановну.

И чем больше она думала, тем больше вгрызалась в душу острыми зубами щука-тоска. Въедалась так глубоко и цепляла так больно, что временами она начинала глухо, чуть слышно стонать. Даже после похорон дочери не было ей так плохо.

Что поделаешь, жизнь такая штука, что в ней случаются без нашего ведома трагические обстоятельства. Но простить сама себя Вера Ивановна не могла. Вроде бы и не случалось ничего такого, что так уж сильно мешало бы лечь и умереть. Почему же она до сих пор жива, почему льется градом пот со лба и слепит жадное, выматывающее июльское солнце? И ждать ей теперь сентября, когда приедет Лиза. От этой мысли такая злость брала, что хотелось перебить всю посуду из буфета, но сил хватало только на то, чтобы кинуть в угол высохшее горячее полотенце.

Хмурым августовским утром, когда над городом нависли тяжелые тучи, которые не принесли ни капли прохлады, а только плотную влажность, от которой совсем уж нечем было дышать, Вера Ивановна решила не оставлять себе никаких шансов для отступления. Она отнесла на помойку зимнее пальто и осеннюю куртку, валенки и непромокаемые сапоги. А когда дали пенсию, то всю до копейки Вера Ивановна перечислила ее на счет, который увидела по телевизору. Какому-то мальчику срочно требовались деньги на лечение.

До девятого сентября — идеальной даты — оставался ровно месяц.

Сентябрь

— Вериванна! С праздником! Где вы, Вериванна! — звонкий голосок Лизы раздался будто с того света.

Или это она на том свете, а Лиза как раз-таки жива и здорова? Тогда почему ее так хорошо слышно?

— Вериванна! — ее затрясли за плечо. — Вам что, плохо? «Скорую» вызвать?

— Не надо «скорую», — прошептала она. — Только не «скорую».