Наследство

Она никак не могла привыкнуть к жаре, нараставшей с каждым днем. К полудню солнце превращалось в плоский белый диск, который будто гигантская ладонь тяжело давил на голову, до боли и полуслепоты. Если поднимался ветер, он обжигал, словно вырвался из раскаленной духовки. Кэролайн, которая всю жизнь вставала в десять часов, теперь поднималась вместе с Корином затемно, чтобы хоть чуть-чуть пожить, почувствовать себя человеком, прежде чем зной станет невыносимым. В час рассвета фиолетовое небо на востоке постепенно светлело, окрашивалось лазурью, звезды, мерцающие на нем, блекли при наступлении дня. Корин возил Кэролайн в Вудворд, где она заказала ткань для портьер, ковры и большое зеркало — повесить над камином. Муж, хотя и слегка озадаченный, как ей показалось, оплатил все ее покупки. Кэролайн вся извелась за недели, которые потребовались, чтобы доставить товары поездом из Канзаса, когда же они прибыли, прыгала и хлопала в ладоши от восторга. Постепенно она переставила мебель в доме по своему вкусу и все подметала, подметала, изгоняя из дому песок, особенно в ветреные дни. Дошло до того, что руки Кэролайн покрылись мозолями, и она в отчаянии сдалась, только старалась заткнуть тряпками все щели в окнах и дверях.

Еще труднее оказалось привыкнуть к повседневной домашней работе. Кэролайн понимала: утром нужно готовить мужу кофе и завтрак, чтобы он не отправлялся на ранчо голодным. Но пока она приводила в порядок прическу, умывалась и затягивала шнуровку на корсете, Корин уже успевал позавтракать сам и уходил работать.

— Зачем тебе тратить столько времени на прическу, родная? Здесь нет никого, кто подумает о тебе плохо, если ты просто заколешь их в пучок, — ласково сказал однажды Корин, собирая ее волосы и пропуская пряди между пальцев.

— Я сама стану думать о себе плохо, — ответила Кэролайн. — Не пристало леди расхаживать с неубранными волосами. Это непристойно.

Однако, поразмыслив над словами мужа, она сделала свои выводы и начала подниматься по утрам еще раньше, чтобы успеть и привести себя в порядок, и приготовить завтрак.

Когда пересыхал наливной резервуар, воду приходилось носить в ведрах из колодца, вырытого на небольшом холме к северу от дома. Корин не упускал случая рассказать, что этот колодец — самое что ни на есть истинное чудо, ведь во всей округе вода с осадком, пахла гнилью и вредна для здоровья.

— В самых лучших домах Вудворда нет воды даже вполовину такой вкусной. И привозят ее на фургоне издалека, с юга, — с гордостью говорил он.

Воду приходилось долго кипятить на плите, и, поскольку дров было мало, Кэролайн все чаще приходилось пользоваться другим топливом — коровьими лепешками, в точности такими, какие подбрасывал в свой костер Хатч. Разобравшись со временем, что таинственные лепешки — не что иное, как куски высушенного коровьего навоза, Кэролайн наотрез отказалась их собирать. Скрепя сердце она согласилась подбрасывать их в огонь железными щипцами. Неподалеку от ранчо протекала мелкая речка, которую ковбои назвали Жабьим Ручьем. Вдоль ее берегов неровной узкой полоской тянулись чахлые тополя, сливы и грецкие орехи, даря желанную тень и прохладу.

— Разве нельзя просто срубить на растопку несколько деревьев у ручья? — морща нос, спросила Кэролайн, когда Хатч с некоторым неудовольствием поставил у ее порога корзину с сухими коровьими лепешками.

— Понимаете, мэм, можно-то оно можно. Да только через пару месяцев и мы вернемся к коровьим лепешкам, и деревья не будут больше радовать глаз, их просто не останется, — сухо пояснил Хатч.

Итак, каждое утро нужно было натаскать воды, вычистить и вновь растопить плиту, приготовить завтрак, а потом мыть кастрюли и стирать. Кэролайн привыкла отдавать грязную одежду и получать ее через два дня чистой, отглаженной и аккуратно сложенной. Она была искренне поражена, узнав, сколько тяжелого труда стояло, оказывается, за этими двумя днями. А затем начиналась бесконечная битва с песком в доме и на веранде. Кроме того, Кэролайн билась, пытаясь сохранить свой чахлый, низкорослый огородик. Корин гордо показал ей семена, привезенные от соседей: арбузы и дыни, горошек и фасоль. Еще он приобрел два вишневых деревца, за которыми она старательно ухаживала, поливала и беспокоилась, когда они гнулись от порывов ветра. Деревца с трудом приживались на красной почве и отказывались цвести, несмотря на все старания Кэролайн. Затем наступало время стряпать обед, чинить одежду, готовить ужин. Хорошим поваром Кэролайн не стала. Она пережаривала яичницу, забывала посолить бифштекс. Овощи у нее получались мягкими, как тряпка, мясо — жестким и волокнистым. Фасоль была твердой внутри и хрустела на зубах. Кофе недоставало крепости, а тесто никак не хотело подниматься, так что хлеб выходил плоским и в нем вязли зубы. Каждый раз, как она начинала оправдываться, извиняться, Корин подбадривал любимую.

— Тебя ведь этому никто не учил. Но ты привыкнешь, освоишься, — улыбался он, усердно пережевывая и глотая все, что бы она ни положила ему в тарелку.