Наследство

Ветхая ферма, ряд общественных зданий из бетонных блоков, а потом кучка живописных коттеджей вокруг крошечной деревенской лужайки, позади них к вечернему небу подымается шпиль церкви. Толли нашел «Глеб-Коттедж» достаточно легко. Он предпочел бы напиток покрепче чаю, предложенному Бомонтами, однако паб оказался закрыт, а Толли еще не настолько знал запутанные английские правила, чтобы понять, когда же он откроется.

Джеральд Бомонт не казался удивленным, увидев Толли, а провел его в комнату, которую назвал лонжей, и приглушил, но не выключил, большой цветной телевизор, где показывали какой-то старый семейный фильм. В течении всего последовавшего странного разговора телевизор мерцал и бубнил в своем углу, как какой-то идиот-ребенок.

Сидя в слишком мягком кресле, Толли начал расслабляться, чувствуя себя чем-то вроде оперившегося кукушонка, пока Бомонты порхали вокруг, усиленно угощая его горячим чаем с молоком и множеством бисквитов и маленьких печений, намазанных маслом. Она с живостью воспринимали его описание Штатов и, в частности, Бостона, как если бы он каким-то образом мог вызвать их исчезнувшее дитя. Джеральд Бомонт был горным инженером, которые рано уходят в отставку, и они переехали, чтобы быть поближе к их единственному ребенку, когда он работал в Оксфордском университете; но потом он стал очередной статистической единицей в Утечке Мозгов и оставил их чужих и одиноких в мягком сельском Оксфордшире. Их послушать, так они словно беженцы в чужой стране.

— Ну, что ж, — сказал в конце концов Джеральд Бомонт. — Что вы думаете о Стипл-Хейстоне?

Толли полизал замасленные пальцы; он съел все печенье и большую часть пончиков (нет, вспомнил он, бисквитов).

— Вы были правы, сказав, что там не на что особо посмотреть. По крайней мере, в сумерках. Я должен вернуться и взглянуть поосновательнее, да и сделать больше фотографий.

Вплоть до этого момента он позабыл, что мельком видел предвещавшую худое фигуру — наверное, она была ничем иным, как вымыслом его воображения, вызванным тенями и намеками, но все-таки при воспоминании он почувствовал дрожь, несомненную трясучку.

Джеральд Бомонт сказал:

— Это хорошее место для фотографирования. Подождите минутку.

— Ну, Джеральд, — сказала его жена, когда он полез в шкаф. Он достал громадную с незакрепленными листами книгу и передал ее Толли.

Громадные, восемь на десять дюймов черно-белые снимки по одному на страницу. Та самая церковь. Сомкнутые ряды могильных плит, все солнце и тень. Сорняки, наползающие на замшелый камень. Кочковатая протяженность замерзшего поля с каминной трубой разрушенного дома, стоящей на фоне блеклого неба.

— Очень профессионально.

— Моя жена не одобряет, — сказал Джеральд Бомонт с застенчивым удовольствием.

— Ты ведь знаешь, что я чувствую к этому месту, — твердо сказала Марджори Бомонт. Лавандового цвета вязаный шерстяной жакет-кардиган был наброшен ей на плечи, словно пелеринка матадора, большая викторианская брошь пришпилена к отвороту. Бледный камень мерцал в свете открытого огня камина.

Толли сказал:

— Вы хотели рассказать мне историю Стипл-Хейстона.

Марджори Бомонт посмотрела на своего мужа, который чуть кивнул.

— Что ж, — сказала она, наклоняясь вперед, словно доверяя какой-то секрет, — вы видели железную дорогу немножко дальше за развалинами. Это старая линия Оксфорд-Бирмингем, и трагедия произошла примерно сто лет назад.

— Сто шесть, — сказал Джеральд Бомонт.

Жена игнорировала его замечание.

— Пассажирский поезд был на пути в Бирмингем, а товарный шел в сторону Оксфорда. Один вагон товарного состава сошел с рельсов и потащил за собой другие, встав поперек рельсов как раз тогда, когда по ним шел пассажирский. Говорят, визг тормозов слышали в Оксфорде, а искры из-под колес зажгли траву на четверть мили вдоль насыпи. Но пассажирский все же не смог остановиться вовремя и врезался в товарный. Это была первая большая железнодорожная катастрофа, где погибло более сорока человек. Однако не погибло бы так много народу, если б люди из Стипл-Хейстона позволили помочь им. Здешний сквайр не пустил их, понимаете? Он с самого начала был против железной дороги, потому что она прошла слишком близко к его дому. Когда другие пассажиры вытаскивали раненых из обломков, своим арендаторам сквайр приказал не подходить. «Пусть пользуются своей проклятой дорогой, чтобы спасаться», — говорят, сказал он. И прошло более двух часов, прежде чем подошел спасательный поезд, а к этому времени умерли многие, кто иначе мог выжить. Вы видели, где они похоронены, на том церковном кладбище. Сквайр пытался не допустить и это, но приход решил иначе. Две могилы под старым вязом хранят тела тех, кого так и не опознали, мужчину и женщину. Говорят, их видят в каждую годовщину катастрофы, они бродят по путям.

Толли улыбнулся:

— А вы их видели?

— Я и близко не подхожу в такие ночи, да и в любые другие тоже. Даже в самые лучшие времена там — печальное место. У меня ощущение, что там что-то не успокоилось.

Джеральд Бомонт сказал: