Наслѣдство

Екатерина улыбнулась. Лицо ее преобразилось, черты сделались мягче и живее, глаза заблестели.

— Была. Прекрасное место.

— Вам нравится путешествовать?

Катя в притворном ужасе замахала руками.

— Нет! Как может нравиться спать на земле, не иметь возможности нормально помыться и расчесаться? Но там такая природа! Это невозможно забыть! Такого в городе не встретишь, — она с тоской посмотрела за окно.

За окном лил дождь.

— Зачем же вы тогда ездили с мужем?

Мережская нахмурилась.

— Как будто меня кто-то спрашивал, — вырвалось у нее.

Михаил прищурился. Его вдруг посетила новая неожиданная мысль.

— Катерина… Супруг вас обижал?

Катя изменилась моментально: встала, нависла коршуном над собеседником, смотря на него с негодованием и гневом.

— Не смейте строить предположений, уничижительных для нашей семьи! Решили поиграть в детектива? Вы здесь не для того, чтобы вопросы задавать, а для того, чтобы работать. Вот и работайте. Наши личные дела вас не касаются. Никого не касаются! Евстафий был хорошим человеком! Лучше многих! Он единственный обо мне заботился! Хоть как-то! А вы…

Катя резко отстранилась, закрыла лицо руками. Михаилу вдруг стало стыдно. Особенно за то, что мысль поиграть в детектива действительно у него была. В самом деле, что он к ней прицепился? У девушки и так горе, а тут еще он ходит, обиды пятилетней давности лелеет…

— Простите.

Они сказали это одновременно. Катерина отняла ладони от лица. Ресницы ее были мокрыми.

— Простите, — повторил Михаил. — Я был бестактен.

— Ничего, — вдова глубоко вдохнула и вышла из-за стола, освобождая ему место. — В любом случае, я не должна была на вас кричать. Это просто неприлично.

Она с тоской осмотрела кабинет и направилась к двери.

— Можете остаться. Если хотите.

Михаилу хотелось как-то загладить вину.

— Я могу заняться бумагами после.

— Нет. Спасибо. Я зайду попозже.

И она вышла.

Михаил взял несколько листов с ближайшей стопки бумаг. Надо работать.

А когда злится, она совсем не похожа на Марию.

Это хорошо.

* * *

Господин Римский вышел из библиотеки, где больше часа заседал с Николаем. Екатерина улыбнулась другу мужа:

— Чаю?

Мужчина отрицательно покачал головой и прошел мимо. Катя пошла следом.

— Господин Римский! У меня новый поверенный. Вы не могли бы…

— Не мог, — отрезал гость и зашагал быстрее. От его сухого резкого тона и показательного пренебрежения у Кати навернулись на глаза слезы.

Да чем я перед вами всеми провинилась? Что вам от меня надо?

— Даже не надейся, — Николай, стоявший за спиной, довольно ухмыльнулся. Она не видела этого, но точно знала, что так и есть. — Он и пальцем не шевельнет ради тебя.

— Я вдова его друга.

— Ты просто глупая девка, на которой его друг женился из старческой прихоти. Ты вдова, которая жаждет отобрать все у законных наследников. Ты…

— Мне ничего не надо чужого! Только то, что он мне завещал!

— Ты, алчное существо, не получишь ни монеты из нашего состояния, так и знай!

Да провалитесь вы со своим состоянием! Ей не нужно ничего! Кроме свободы. А свободы не бывает без денег. Если б у нее было хоть что-то свое, она б отказалась от этого проклятого дома, от фабрики, уехала бы на край света, подольше от пересудов и толков людей, от одного вида которых ее тошнит. Только кроме этого дома у нее ничего нет…

Плечи мачехи дрогнули. Плачет? Николай улыбнулся. Он чувствовал себя победителем. Всесильным воином, которому удалось достать врага, и тот теперь мучается у его ног, слабый, беспомощный, побежденный…

— Радуешься? — спросила Катя сквозь слезы, не оборачиваясь к пасынку. — Радуйся. Радуйся, что отец тебя не видит. Вот он тебе плетей всыпал бы!

Коля вздрогнул. Упоминание отца резануло по сердцу.

Екатерина сорвалась с места и побежала к лестнице на второй этаж. Юноша зло посмотрел ей вслед. Уколола, гадина! Цапнула! И теперь у его маленькой победы привкус горечи.

А отец и правда, наверно, рассердился бы…

* * *

Кто-то плакал. Михаил с сожалением вдохнул прилетевший с кухни аромат и пошел на звук.

В комнате за кухней, там, где обычно стирали белье, маленькая чумазая девочка сидела на коленях у Екатерины и рыдала. Катя гладила ее по голове, что-то тихо приговаривая. К приоткрытой двери они сидели боком.

— Ты тоже плачешь, — капризно заметил ребенок, вытирая нос рукавом. — А мне говоришь: не плачь!

— Я за тебя плачу, — тихо солгала инкнесса. Девочка развернулась и стала вытирать слезы своей утешительнице.

— Не надо. Я лучше сама.

Катя кивнула, но сдержаться не смогла.

— Тебя кто-то обидел? — догадался ребенок.

— Нет. Да. Не знаю. Мне просто очень страшно и тяжело.

Маленькая грязнуля обняла женщину за шею.

— Потом станет легче, — доверительно шепнула она.

Катя подумала, что не станет.

Михаил отступил назад. Почему-то ему стало стыдно.

Застучали по коридору чьи-то каблуки. Мережская встрепенулась, ссадила ребенка с коленей и поспешно стала приводить в порядок свой внешний вид. Михаил отступил назад, к кухне, где его ждал обед и очередная беседа с разговорчивой кухаркой.

Как бы мужчина не относился к семье Ляпецких, образ печальной женщины с ребенком на коленях еще долго будет жить в его памяти.

* * *