Наследство

Он стал прикидывать, через сколько же лет это будет, через пятнадцать, через двадцать, сбился с мысли, сказал себе: что загадывать, что будет тогда, еще рано, и тут вспомнил, что и с самим Гри-Гри еще далеко не все ясно.

— Странная история! — воскликнул он. — И этот псих еще на мою голову! Таня — дочь миллионщика! Надо же сплести такое! Откуда вообще все это могло взяться? Он лежал в клинике с Натальей Михайловной, да. Там, видимо, пошли какие-то слухи. Бывшая графиня, ее история… Три карты, три карты, три карты! Где это я слышал недавно? Ага, у Левки!..Господи, Боже мой, а вдруг, а если… это правда?!!

Он был уже у себя дома и, сидя в пальто у стола, уронив голову на свои бумаги, все повторял: «А если это правда?

А если это правда?» Перед ним всплыло вдруг Танино: «Мне чудится, что я сказочно богата. И я вижу своего отца, которого я никогда не видела даже на фотографии. И я рядом с ним в белом платье…»

«Если бы это было правдой, то как все стало бы просто! — еще не вполне уверенно произнес он, но тут же ободрил себя: — Да, стало бы просто. Мы настолько нищи, что и впрямь готовы тешить себя иллюзией, что деньги не имеют для нас никакого значения. И они действительно не имеют для нас никакого значения, потому что у нас их нет! Ах, даже не понимаем, что есть такая форма жизни. Это не значит, что мы бессребреники, нет, но мы ставим на что угодно, но только не на деньги. А все так просто. И те, кто понимают это, те, разумеется, денег из рук не выпускают!»

«А ведь это может быть правдой! — сказал он еще через минуту. — Может! Тогда все странности их семейства легко объяснились бы. Они все сумасшедшие — это Лев Владимирович сказал правильно. Но почему? Вот вопрос! Та же Наталья Михайловна, например, такая ровная, благовоспитанная дама, столько повидала на своем веку. С чего бы, спрашивается, ей на старости лет спятить и, как заурядной истеричке, пытаться покончить с собой? Если это правда, то тогда все понятно. Она знает о деньгах тоже, она юрист, более того, нитки у нее в руках! Это ясно. Оттого и сошла с ума. Когда стали выпускать, дверца открылась, она и заволновалась. Наконец-то можно выехать! И сразу — бац! С катушек! Всю жизнь крепилась, а теперь не выдержала. Сдали нервы. Крушение в момент успеха. У Фрейда есть об этом статейка. Как леди Макбет. В последний момент все ломается. Кажется, что теперь-то уж все в порядке, ан психика-то и отказывает. Провал! Я уж не говорю о матушке, о Катерине Михайловне. Ей давно место в психушке. А сама Татьяна, прости Господи! А Сергей Леторослев? Здоров как бык, на нем пахать можно, и папаша, судя по фотографиям, был такой же, а что в результате? Людоеда людоед помнил с юношеских лет, так, что ли? Великий талант, нигде проработать больше трех месяцев не может. Как же мне раньше не приходило в голову, что за всем этим что-то есть?!!»

Он оторвал голову от стола, кинул пальто на кровать и стал думать дальше.

«Лев Владимирович, — раскладывал он дальше, словно пасьянс. — Этот, конечно, все время что-то чувствовал, а сейчас явно ситуация сгустилась. Потому и занервничал. Но как точно сумасшедший меня вывел на него. Почему же я не мог сопоставить все факты прежде?! И Таня, Таня какова! Всю жизнь носить это в себе, таить, ни разу никому не обмолвиться ни полсловом. Нет, Льву Владимировичу-то она, безусловно, намекала, но, умница, не сказала всего! Кстати, откуда у него деньги?!..»

«Погоди, — прервал он себя. — Так нельзя. Я говорю об этом уже как о чем-то решенном. А на самом деле? Вдруг ничего нет?! Надо спросить у нее. Теперь-то… — и он мысленно подчеркнул это теперь-то, — теперь-то я вправе. Сказать, что хочу жениться, и спросить. Слушай-ка, а что там такое? — изобразил он. — Нет, так нельзя. Может испугаться. Это слишком глубоко было запрятано. Еще вообразит, что собираюсь жениться из-за денег. Все сорвется. Да, можно себе представить ее реакцию. Нет, с ней надо осторожней, максимально осторожно…»

Он заволновался, чувствуя, что приближается к решающей точке, и вскочил, ощутив при этом неслыханную слабость в ногах и едва ли не во всем теле.