Наследство

— Почему нереальной? — упрямо возразил Мелик. — Наоборот. Я как раз, мне кажется, исхожу из реальной своей жизни. Я так живу. Я не могу жить иначе. Я поставил на это. Мне поздно заниматься чем-нибудь иным. Я уже не могу делать ничего другого. Я могу играть только в эту игру. Переучиваться поздно… И если они передо мной эту дверку закроют… тогда я пропал. У меня ничего нет, я нищий, понимаешь? — ожесточаясь, прошептал он. — У тебя тут икорка, рыбка, ты как-то устроился. Книжки пишешь, врешь там с три короба…

— А ты не врешь? — успел вставить Лев Владимирович.

— Может, и я вру тоже, — согласился Мелик, лицо его исказилось. — Но видишь, мне никак не удается соврать как следует. Чтобы мне за мое вранье заплатили побольше. Я и хочу, понимаешь? А меня обратно выталкивают! Не дают мне пролезть! — Паясничая, он вскочил и заметался по узкой кухоньке.

— Нет, я не могу больше выдержать этого, — сказал он, наклоняясь над Львом Владимировичем. — Не могу. Я их ненавижу, понимаешь?…Слушай, — сказал он вдруг. — Я хочу уехать. Отвалить отсюда совсем, из Союза. А? Как ты на это посмотришь? Мне кажется, они не должны мне препятствовать, ты как считаешь? — спросил он с внезапной безумной надеждой на то, что если Лев Владимирович действительно служит у них и приставлен к нему, то он сейчас подтвердит это принятое ими решение: не препятствовать (это и была, как он теперь понял, та именно тайная мысль, с которой он затеял весь этот разговор о том, что ему делать).

Но Лев Владимирович лишь скептически хмыкнул и слушал безразлично, посчитав это, вероятно, лишь за обычную болтовню.

— Я, мне кажется, им здесь не нужен, — решил настаивать Мелик, пытаясь все же вытянуть из него что-то. — Зачем я им? Без образования, без специальности. Личность сомнительная. На службе я, как ты знаешь, только числюсь — курьером. Начальник у меня верующий, вот он меня и почитает за апостола… Я бы на их месте мне не мешал, а? Ха-ха-ха. Ты как считаешь?

— Я не понимаю, как ты хочешь поехать? В туристическую поездку? Тебя не пустят. Или ты надеешься просто подать заявление? «Выпустите меня»? Или хочешь жениться на еврейке? Хватит вздор молоть! — досадливо поморщился Лев Владимирович.

— У меня сейчас как раз приоткрылась одна возможность, — осторожно заметил Мелик, следя за его лицом.

— Какая?! — раздраженно воскликнул Лев Владимирович. — Что за х…! Какая у тебя может быть возможность? Что, тебя через границу, что ли, кто-нибудь будет переправлять? На черта ты им нужен. У них других дел нет, кроме как кретинов принимать из России?! Что вы все как с ума посходили! Кому вы там нужны, за границей? Эти теперь тоже рехнулись со своим еврейством — Турчинский, Митенька Каган. Турчинский сидел у черта на куличках, спятил, теперь приехал, как бык, — ух, ух! Но эти-то похитрей тебя. Они хоть сразу из-за границы какого-то сиониста нашли. Они-то свое дело сделают, если только их не посадят. А ты-то так на мели и останешься. Все будешь рассуждать: препятствуют, не препятствуют…

— Какого сиониста? — заинтересовался Мелик, отмахнувшись от последних слов.

— Да вот к Таньке сейчас бегает. Теща звонила, говорит: каждый день сидит, не знаю, что делать. А у нее свои бзики, тоже не приведи Господи. Тьфу.

Мелик засмеялся:

— Ладно тебе, хватит. Расскажи лучше, что за сионист.

— Я почем знаю. Худенький, скромненький, теща говорила, и на еврея-то не похож, глазки светлые, так только что-то проскальзывает — в ушках. Он ей, видишь, все кого-то напоминает. Так она третью ночь не спит, извелась, бедная. Ее тоже пора уже кой-куда отправить. Вот только сына она моего пасет, за то и терплю. А Танька, зараза…

— Скажи, как интересно, — перебил его Мелик, полуприкрыв глаза, чтобы не выдать своего волнения. — А откуда же они заключили, что он сионист? Он сам им признался? Это мне кажется странным. Судя по всему, они ведь с ним только что познакомились?

— Почем я знаю, — повторил Лев Владимирович, слишком увлеченный своими мыслями о семье и химерах друзей. — Это мне умный мальчик Митенька Каган сказал. Да мне наплевать, кто он. Меня бесит только, что Танька, зараза, так ведет себя. Дешевка. Обязательно, б…, чтоб вокруг были несчастненькие, обязательно кого-то учить, наставлять, кому-то проповедовать. Только чтоб вокруг нее сидели и смотрели ей в рот, а она будет им мозги пудрить. И она кому хочешь что угодно заплетет. Святая Тереза Авильская. Сука. Талант, ничего не скажешь. Вон и ты тоже с раскрытым ртом до сих пор ходишь, вместо того чтобы переспать с ней в свое время… Да ладно! — замахнулся он на Мелика через стол, потому что ему померещилось, будто Мелик хотел сделать какой-то протестующий жест. — Мне наплевать, если и переспал. Только ты не переспал. Меня не обманешь. Теперь уже не переспишь! Если смолоду не переспал, то потом никогда ничего не выходит. У меня сколько раз так бывало. Встречаешься через десять лет, и она вроде еще ничего, и хочет, а обязательно что-нибудь да и помешает. Вот интересно, почему так?