Наследство

– Отчего же?

– Поверье такое, – пояснил он. – Отрядом ходи, сколько влезет, на сколько умения и везения хватит. В одиночку – только три раза можно войти на Пустырь и выйти с него удачно. Потом… Нет, слыхал я о тех, кто всегда один ходил, и ничего, но не верю. Сам я таких не встречал.

– Постой, – нахмурилась Мария-Антония, – но ведь сейчас ты не один!

– Ты не считаешься, – был ответ.

– Потому что я женщина?

– Потому что мы не отряд, – ответил Генри. – Не тот отряд, когда один смотрит вперед, второй по сторонам, третий прикрывает тыл… и так далее, и если они запутаются, могут посоветоваться. Ты, прости уж, сейчас ничем не лучше своей кобылы. Лишь бы брыкаться не начала, когда поведу, а уж дорогу выбирать только мне одному. Улавливаешь разницу?

– Улавливаю, отчего же нет, – нахмурилась принцесса. – И ты готов потратить этот свой… последний раз вот так?

– А что делать? – пожал плечами Генри и выплюнул травинку. – Если повезет, пройдем и выскочим там, где нас никто ждать не может. Не повезет… – он усмехнулся. – А я даже и не знаю, что тогда будет. Всё, довольно болтать. Езжай за мной, след в след, как я сказал. Лошадь заартачится – врежь промеж ушей, мигом уймется, ученая. Совладаешь, если что?

– Да, – ответила Мария-Антония. Ей доводилось справляться с норовистыми жеребцами с отцовской конюшни, не то что с маленькой лошадкой кроткого нрава!

– Лучше бы идти пешими, лошадей в поводу держать, – проговорил Монтроз сквозь зубы, – но так дольше. И не уйти, если что, время потеряем. Ладно, рискнем…

Он свистнул псов, взял их на сворки: Мария-Антония ни разу не видела, чтобы он их привязывал. Генри, поймав ее удивленный взгляд, пояснил:

– Мало ли… Тут и обученный пес может свихнуться, понесет его за зверем или там меня защищать, и прости-прощай! А я к ним как-то привык…

Мужчина вскочил верхом и отправился вперед, указывая путь. Граница Пустыря все приближалась, ее миновал сперва конь Монтроза, потом пегая кобыла, и сразу стихли все звуки, которыми полна была прерия. Не слышно было ни стрекота и жужжания насекомых, ни щебета птиц, ни даже шелеста ветра в траве. Здесь всё как будто замерло, и даже время словно остановилось, угодив в непонятную ловушку.

Мария-Антония стиснула зубы, подавляя неожиданный приступ паники. «Не смей! – приказала она себе. – Ты не струсила при осаде замка, ты пережила смерть всех, кого любила, пристало ли пугаться обычного пустыря? Ладно, пусть необычного, но ведь это всего лишь клочок земли!»

– Видишь? – обернулся Генри через плечо. – Тропа.

Девушка привстала на стременах, заглядывая вперед. В самом деле, тропа была впереди. Принцесса не видела ее, но словно бы ощущала каким-то шестым чувством, теперь она точно знала, где края тропы, за которые нельзя заступать, чтобы не заблудиться. А кроме того, тропа эта была не одна, их свивалось здесь немыслимое множество, они пересекались и сливались, сходились и расходились, и все чем-то да отличались. Чем именно, девушка сказать не могла, просто чувствовала, что они разные. Но, скорее всего, потеряв нужную тропу, отыскать ее снова она бы не сумела, слишком мизерным было то, что отличало все эти неведомые пути друг от друга…

– И ты знаешь нужную дорогу? – спросила она. Голос ее прозвучал глухо и слабо в неподвижном воздухе Пустыря.

– Иначе бы не сунулся, – хмыкнул Генри. Обернулся, посмотрел внимательно. – Боишься? Не бойся, главное, не отставай. Я бы взял у тебя поводья, но…

– Не надо – оборвала принцесса. – Я умею держать себя в руках и с лошадью тоже справлюсь. Указывай дорогу!

– Как скажешь, – Монтроз пришпорил коня. – Не отставай, поняла? Если что, кричи!

– Если – что? – спросила девушка, но он не расслышал.

Она следовала за Генри, держась как можно ближе, и старалась не смотреть по сторонам. Однако любопытство брало верх, и время от времени Мария-Антония косилась то вправо, то влево и видела там удивительные вещи. То ей показалось, будто по параллельной тропе на рысях, вздымая песок, пронесся отряд всадниках в диковинной одежде, в шароварах, плащах и странных головных уборах, а на темно-синем знамени их не было никаких изображений, кроме яркой звезды. То по правую руку замаячили разноцветные вычурные купола – таких она никогда не видала прежде, – увенчанные золочеными маковками, зубчатые белые стены, высокие башни с шатровыми крышами; там цвела сирень, а под стенами прогуливались важные дамы, каждая из которых статью и осанкой походила на королеву, и не у всякой королевы были такие невиданные наряды в золоте и каменьях; там проносились экипажи, запряженные тройками, доносился даже перестук копыт и трезвон бубенцов, а потом раздался вдруг глубокий, басовитый, исполненный достоинства колокольный перезвон, каким обладают только очень древние церкви в столь же древних городах, и видение исчезло…