Наследство

— …Таким образом, двенадцать лет назад в Париже физик Мишель Фансон сконструировал аппарат для приема и регистрации потоков нейтрино. Его усовершенствовал английский физик Хьюлетт Кондайг. Кондайгу удалось установить, что нейтринные потоки несут информацию обо всем, происходящем во вселенной. А наследственность, как известно, это тоже информация о строении организма, передаваемая от предков потомкам. И вот теперь с помощью регистратора информация система Кондайга в лаборатории советского профессора Ростислава Ильича Альдина под руководством молодых ученых Евгения Ирмина и Бориса Костовского группа генетиков разработала эффективный метод лечения наследственных заболеваний.

Хьюлетт слушал, не шевелясь. Стремительный огонек разгорался в его мозгу и рассеивал мрак. Неумолимое отодвигалось по мере того, как он все полнее осознавал слова диктора.

Эми крепко прижалась к нему. Ее волосы щекотали его шею.

Хьюлетта словно озарило. Грудь распирало ликование. Хотелось куда-то бежать, кричать: «Вот что я сделал!» Он никогда не был таким счастливым и растерянным, как сейчас. Удивлялся; «Неужели это я? Я, Мишель, и они, эти молодые? Неужели мы создали чудо?»

«РИК»! Его «РИК»! Он представился ему мостом от Мишеля к нему, а от него к тем, кто сумел использовать аппарат для борьбы за жизнь.

— Хью! Хью! — ликуя, твердила Эми.

Он обнял ее, шепнул:

— Я сейчас приду. Это надо отпраздновать.

Ему хотелось побыть одному, прийти в себя. Хьюлетт вышел в сиреневый вечерний туман. Вдали, над крышами домов, пылало холодное зарево реклам.

Там веселилась Пикадилли. Он пошел в направлении зарева. Какой-то старик в плаще попался навстречу. Хьюлетт спросил у него:

— Вы слышали радио?

Старик испуганно замигал;

— Война?

Хьюлетт нетерпеливо двинул бровями:

— Лечение наследственных болезней.

— А-а, — облегченно протянул старик. — Слава богу, лишь бы не война…

И растаял а тумане…

Эта встреча немного отрезвила Хьюлетта. Он свернул к лавке, но она была уже закрыта. В «Железную лошадь» заходить не хотелось, и он направился дальше, к ресторану, который высился недалеко от Пикадилли.

Откуда-то вынырнула компания молодых людей — несколько юношей и девушек. Они пели и целовались, Хьюлетт смотрел на них и улыбался. Он думал о тех, в России…

Ускорил шаг и догнал компанию. Ему хотелось заговорить с ними. Парни и девушки не обратили на него внимания.

Хьюлетт шел рядом с ними, слыша веселые голоса, обрывки разговора. Он думал о них, о себе, о своем отце:

«Мы хотим, чтобы потомки, чтобы наши дети и младшие братья стремились походить на нас. Чтобы они не были другими и не осуждали нас. А пока они не осудят наши ошибки, они не смогут устранить их…»

Огни вечернего города плясали по сторонам. Он думал:

«Наша мысль мечется в поисках лучшего. Нейтринные потоки, отражающие все ее вариации, записываются на ленту регистратора. И так же информация о нашей жизни регистрируется и накапливается в библиотеках и архивах. Потомки изучают ее. Они видят ошибки и учатся не повторять их. Они стирают наши предрассудки, как устаревший текст. Они выбирают лучшие варианты и улучшают их. Они берут наши дела, созданные нами орудия и ценности и употребляют их по-своему. И постепенно они становятся лучше нас, честнее, добрее. И немножко счастливее…»

Парни и девушки запели новую песню. Хьюлетт не знал ее, но тоже начал кое-как насвистывать мелодию. Радость и благодарность переполняли его. Он думал:

«Мы должны больше заботиться о наших наследниках, хотя бы ради себя. Потому что, представляя, как они поступят потом, мы поймем, как жить сейчас. Думая о них, мы сами сможем стать лучше…»

Хьюлетт насвистывал незнакомую мелодию. Перед ним над Пикадилли огненная голова младенца разглядывала толпу…