Наследство

– Горько, – сморщилась она.

– Ты еще первые мои варева не пила, – усмехнулся он, отставив кружку.

Она полежала еще несколько минут у него на коленях, пока не почувствовала в себе силы встать.

– Долго мы тут? – спросила она.

– Четвертый день, – начал рассказывать Никита. – Несколько раз у тебя начинался сильный жар, ты даже бредила, но снега вокруг полно, так что сбивать температуру было не трудно. Сегодня была первая ночь, когда ты проспала спокойно.

– А ты?

– И я спал спокойно, – улыбнулся он.

– Да нет же, я имею в виду, как ты чувствуешь себя?

– Именно так, как должен чувствовать человек, которого сначала изорвали в куски, а потом снова склеили, – ответил он, но совершенно без сарказма, лишь с едва уловимой горечью, – я жив благодаря тебе.

– Ох и дался ты мне, – с наигранным раздражением сказала она.

– Ну я же того стою, – парировал он.

– Это точно.

На какое-то время повисла пауза, но дискомфорта и смущения она не принесла.

– Расскажи, что случилось за то время, что я была не в себе, – попросила женщина.

Никита прислонился спиной к своду пещеры и начал:

– Я очнулся, когда ты уже лежала и почти не дышала. Встал с трудом, так все болело. Потом увидел, в каком состоянии ты, и сразу все как рукой сняло. Ты потеряла много крови, все руки изрезала, а ладони вообще в ужасном состоянии были. До рассвета немного оставалось. Возвращаться ни к тебе, ни ко мне было нельзя. Даже, если к тому моменту деревенские еще не пришли к тебе, то уже наверняка собирались. Поняли они или нет, почему умерли их мужики, не знаю, но все равно, рисковать было нельзя. Я отнес тебя в зимовье, как мы и договаривались.

Я оставил тебя тут, забрал с капища все вещи, следы крови снегом припорошил. А, еще, ты прости, но в твоей торбе покопался. Искал что-то, что может тебя подлечить. Заварил то, что знал, чабрец, ромашку, кору дуба, остальное было незнакомое, решил не трогать. Поить тебя в таком состоянии было не просто, большая часть мимо проливалась, но что-то все-таки попало и помогло, наверное.

Потом ближе к обеду пошел к твоему дому, подкрался к нему со стороны леса. Деревенские церемониться не стали. Выбили дверь, посрывали ставни с окон, но внутри почти ничего не тронули: так… стулья да кровать опрокинули. Но деревня на ушах стоит. Все бегают из дома в дом, голосят что-то. Я старался не попасться на глаза никому. Взял теплые вещи, лекарства, какие нашел, еды немного, и вернулся. Ты бредила и температурила три дня. Потом стала успокаиваться.

В деревню я больше не ходил, делать там нечего. Еды у нас еще ненадолго хватит, а потом уходить отсюда нужно будет, как только ты окрепнешь. Выйдем к дороге, поймаем попутку, и до Туры, а там придумаем что-нибудь.

Александра внимательно выслушала Никиту.

– Ты сам-то как? – спросила она, – паразит тебя хорошенько потрепал. Я думала, у тебя внутри ни одного целого органа и кости не осталось, уж так он бушевал. У тебя грудь и живот сплошным кровоподтеком были, а сейчас как?

И она потянулась к нему, чтобы поднять его свитер и самой взглянуть. Кожа выглядела почти здоровой, кое-где оставались небольшие желто-зеленые пятна заживающих синяков.

– Я, собственными глазами видел, как синяки и переломы обращаются вспять, – сказал Никита, – как они рассасываются и срастаются. Когда пришел в себя, сначала не мог даже вдохнуть, легкие будто склеило, и воздух не мог в них поступать. Потом пытался встать на ноги, но они тоже, видимо, были повреждены. Потом на четвереньках пополз до тебя и понял, что ты сделала. Ты мне почти все свои силы отдала, ты собой пожертвовала.

Никита накрыл ее руку, которой она водила по его торсу, своей и прижал. Она подняла на него глаза и едва слышно сказала:

– А как же иначе, аявдери? Мне ведь без тебя ничего не нужно, даже собственные силы ни к чему, потому что без тебя мне жизни не будет.

Он приподнял ее подбородок и поцеловал.

– И мне без тебя теперь ничего на этом свете не нужно.

Александра почувствовала слабость. То ли еще не совсем оправилась, то ли рядом, наконец, был человек, с которым можно перестать быть железной и дать ему возможность заботиться о ней. Настоящая причина ее мало заботила. Она положила голову ему на грудь, он обвил ее руками. Никто не мог сказать, сколько времени они так сидели, но обоим хотелось, что это длилось бесконечно.

Глава 29. Путь

И Александре, и Никите понадобилась еще пара дней, чтобы оба, наконец, почувствовали себя в силах покинуть таежное укрытие и уехать из Горома.

Накануне отъезда, ночью они пробрались в дом Александры. Она не могла уехать и оставить накопленные годами важные для нее вещи. Она забрала несколько старых книг, свою любимую шаль, прихватила даже несколько связок какой-то очень уж редкой травы. Все это пришлось собирать впотьмах, чтобы горящие окна ее дома не привлекли внимания.

Даже в такой поздний час деревня не спала.