— Через четыре дня, — пробормотал Лион. Он смотрел себе на руки, оглядывая комнату; он повторял про себя ее слова: «участие в прибыли», «свобода в управлении», «жена руководит», «квартира». Он встретил взгляд Лоры; она внимательно наблюдала за ним. «Надеюсь, я всегда буду на ее стороне, — подумал он. — Из нее вышел бы великолепный противник». Потом он кивнул. — В понедельник утром я буду в Нью-Йорке.
Лора улыбнулась и протянула ему руку:
— Я очень рада. Нам будет хорошо работать вместе. Лион пожал ей руку и улыбнулся в ответ.
— Да, действительно, — сказал он.
Через три недели, когда комнаты в отеле Сэлинджеров в Вашингтоне были заняты лишь на тридцать пять процентов, а ресторан закрыт по причине внезапного отъезда шеф-повара, Феликс начал настоящую борьбу. Правление приняло решение, и «Вашингтон Сэлинджер» был продан за десять миллионов долларов.
Вечером следующего дня Лора сидела с Джинни и Уэсом в ресторане «Виндоу».
— Когда в последний раз мы отмечали покупку, — вспомнил Карриер, — мы волновались о деньгах.
— Я и сейчас беспокоюсь, — сказала Лора мечтательно. — Но не в эти минуты. Не хочу говорить о деньгах, заботах или даже работе. — С бокалом шампанского она смотрела в окно. С высоты сотого этажа зеленый газон Центрального парка выглядел как штрих от зеленой кисти в центре плотно сотканной ткани из зданий, который представляет собой Манхэттен, воткнутый на невероятно крохотный клочок земли между двумя реками. Таинственное место запрятанных сокровищ, загадок и ловушек, место, про которое сказал однажды Карриер, что оно будет принадлежать ей.
«Четыре отеля Оуэна, — подумала она. — Мои отели. Джинни, Клэй, Келли и Уэс ждут меня. Почти семья. Моя семья».
Искры шампанского танцевали у ее губ, когда она пила; оно было почти такое же крепкое, как ликер, который она вдыхала, когда соблазняла Жерара Лиона переехать в Нью-Йорк. И все, чем она занималась в эти дни, было
Это опьянение было так сильно, что она начинала верить, будто у нее было все, что ей необходимо. Она уже не нуждалась в семье, по которой когда-то скучала, и ей не были нужны дети. Ей не нужно ничего больше того, что у нее есть сейчас: работа, дружба и сознание, что каждое утро, просыпаясь, она может делать то, что хочет, преодолеть любое препятствие, достичь любую цель.
По мере того как небо темнело за окном, огни в ресторане постепенно тускнели, и от этого ярче загорались огни внизу на улицах и в окнах Манхэттена. Лора знала, что она осуществила желание Оуэна владеть отелями и даже обошла Феликса. «Вот что мне нужно, — повторяла она про себя, — и будет нужно всегда: знать, что я могу выбрать любого противника и любого победить».
Бен проверил рассказ о статусе отеля Сэлинджера в Нью-Йорке и доложил на правлении, что ничего не нашел в этой истории.
— Я говорил также и с репортером из «Глоба», — сказал он. — Журналист утверждает, что его интересует только заявление о статусе памятника архитектуры вообще и возможное влияние на отель в Филадельфии, если комиссия изменит решение. Понятия не имею, почему он думает, что комиссия может так поступить, но если у него имелись к тому причины, было бы логично задать вопрос владельцу отеля. Он утверждает, что статус здания никогда не менялся.
— Вот черт, — сказал Коул Хэттон. — Так это или нет, Феликс считал, что это так. Мне безразлично, думает ли Феликс так или иначе или черт знает как ему заблагорассудиться. Но дело все в том, что Феликс совершенно не считается с нами, ему все равно, с ним мы или нет.
Через месяц на следующем заседании правления продажа отеля «Вашингтон Сэлинджер» была решена за пятнадцать минут.
— Да наплевать мне, что вы думаете о ней, — сказал Хэттон Феликсу перед голосованием. — У нее хорошие деньги, и она выскакивает с ними как раз в нужный момент. Хотелось бы мне встретиться с ней. Видимо, очень сообразительная леди. И десять миллионов — отличная цена за отель, которым просто незачем больше заниматься. Кто-нибудь знает, что случилось с шеф-поваром?
Никто не знал. Феликс имел представление по тому, как метрдотель описал леди, которая разговаривала с Лионом далеко за полночь, но ничего не сказал. С выражением ледяного спокойствия он проголосовал вместе со всеми за продажу отеля. Но внутри его кипела тщетная ярость. Каким-то образом она устраивала так, что все получалось, как ей хотелось. А через месяц наступила кульминация, когда он узнал, кто такой Бен Гарднер. Не удивительно, что он был в бешенстве и чувствовал переутомление. И любой почувствовал, если бы был, как и он, окружен врагами.
Что-то нужно было предпринять с этими двумя. Сначала продумать, что делать, потом все устроить. Неважно, сколько уйдет на это времени, он придумает что-нибудь, чтобы снова одержать победу.