Наследство

– Понимаете, нам нельзя оставаться здесь. Рано или поздно придет большая волна, и тогда у нас останется очень мало шансов на вторичное спасение. Кроме того, чем дольше мы будем ждать, тем больше задеревенеют наши мышцы, тем труднее нам придется потом.

Линан осторожно выглянул из-за валуна.

– Корабль уходит, – сообщил он товарищам, и тут заметил внизу обломки шлюпки, которые волны кружили между скал. – Они не стали вылавливать свой трофей, – мрачно добавил он, вспомнив слова Камаля о том, что их мечи пропали вместе с лодкой. Его сердце пронзила острая боль – ведь его меч был единственной вещью, доставшейся ему в память об отце. Внезапно принца охватило горячее желание взобраться на вершину скалы, это желание было сильнее всех желаний, которые ему когда-либо приходилось испытывать. Ему хотелось скорее убраться подальше от воды, от соленого запаха обдававших их всех морских брызг, от криков морских птиц, от плеска волн, бившихся о скалы.

– Пошли, – сказал он, и это короткое слово прозвучало почти как приказ. Он неуверенно поднялся на ноги, однако рука Камаля грубо схватила его и прижала к камням.

– Не будь идиотом, малыш. С корабля нас заметят сразу так же легко, как мух, ползущих по белой бумаге.

Они выждали еще час, замерзшие, промокшие. Часто на них из-за валуна обрушивались целые фонтаны брызг. Чтобы хоть немного согреться, они тесно прижались друг к другу, да так было и безопаснее – ведь в любой момент их могла накрыть большая волна, смыть в бушевавшее море, и тогда все было бы кончено. Однако в конце концов Камаль перестал различать вдали парус военного корабля, поднялся и впереди всех направился к подножию скалы.

На поверхности скалы было достаточно много уступов, чтобы можно было за них ухватиться, однако острый базальт больно ранил пальцы. Первая треть склона намокла от попадавших сюда брызг, подниматься было скользко, часто люди падали и расшибали лица и тела. Когда их одежда просохла на ветру, она туго обтянула разбитые руки и ноги беглецов. Хуже всего было то, что все они испытывали изнурительное оцепенение, от которого мышцы казались натянутыми, как тугие струны, а кости хрупкими, оцепенение такое жестокое, что оно переходило в физическую боль, рождавшуюся в суставах и волнами проходившую по рукам и по ногам.

Чем выше они поднимались, тем чаще им приходилось отдыхать, и временами всем казалось, что это суровое испытание, посланное им судьбой, никогда не закончится. Шагах в тридцати от вершины ветер стал свирепым, колючим, он со свистом налетал на скалу, точно пытался сбросить всех четверых обратно в море. Линану стало казаться, что больше двигаться он не в состоянии. В его сознании начали возникать бредовые образы и мысли, ему представлялось, что он находился на ровной земле, что теперь он мог бы лечь, и все, что нужно было для этого сделать, так это просто разжать пальцы, и тогда все стало бы хорошо – он проснулся бы в своей постели во дворце Кендры, а последние два дня обернулись бы не чем иным, как ночным кошмаром.

Кто-то что-то говорил ему. Он пытался не обращать внимания на этот голос, пытавшийся вырвать его из приятного тепла, охватившего его тело, однако голос был настойчив, и в конце концов ему пришлось прислушаться.»Линан, – говорил голос, – поднимайтесь. Ну же, еще один шаг. Поднимитесь еще на один шаг». Тогда Линан и впрямь поднялся еще на один шаг, и по всему телу тотчас же разлилась безумная боль, будто кто-то забивал гвоздь в его колено.»Еще один шаг», – настойчиво повторил голос, и Линан теперь узнал этот голос – это был голос Дженрозы.»Идите, Линан, ведь вы уже так близки к вершине. Еще один шаг, а теперь еще один, и еще один…»

И вот, наконец, наступил момент, когда Линан занес руку над головой, и оказалось, что склон позади, а под его пальцами мягкая трава. На несколько мгновений его сознание прояснилось настолько, что он смог пройти два последних шага к вершине утеса. Как только это произошло, он без памяти упал в постель из высокой, сладко пахнувшей травы и провалился в темноту.

Беседа с примасом Нортемом успокоила Ариву и помогла ей сосредоточиться, хотя до этого в ее сознании беспорядочно смешивалось великое множество противоречивых фактов и умозаключений. Ужас от жестокого убийства брата, понимание того, что за этим страшным преступлением стоял, скорее всего, Линан, едва ли не помутил ее рассудок. Беседа же со священнослужителем, кроме того, помогла ей осознать, что наипервейшей ее обязанностью теперь было обеспечить мирный переход власти от Береймы к ней. На первом месте для нее должна была находиться забота о королевстве, а не преследование убийц ее брата; у Оркида и Деджануса на самом деле было куда больше возможностей для того, чтобы поймать Линана и его сообщников.

Однако когда Деджанус остановил Ариву и Олио, возвращавшихся из западного крыла дворца, чтобы сообщить им о том, что Линана видели, когда он всходил на борт торгового судна, ее вновь захватила волна ярости по отношению к своему сводному брату, и ей едва удалось справиться с собой.