Наследство

— Значит, врал Лев Владимирович! — торжествуя, вслух повторял он себе. — Говорил, что если смолоду с женщиной не переспишь, то и никогда уж с ней ничего не выйдет! Нет, врешь, Лев Владимирович! Плохо ты знаешь жизнь, плохо!.. Так, — сказал он немного погодя, намереваясь разом покончить с ними со всеми. — …А что такое врал сумасшедший?.. Миллионщик, убили миллионщика… дочь… деньги в банке… Ну и что? Собачатина какая-то! Бред!.. А что ему нужно было от меня?.. Я, Таня, Лев Владимирович… Сынок, искал меня всю жизнь… Он не может жениться, я должен за него жениться!.. Стоп… стоп… А уж не думает ли он, что Таня — дочь миллионщика?!!! Ха-ха-ха! Вот это да! Танька — дочь миллионщика!.. Ба-а, — сообразил он, — да ведь это же в символическом смысле!..

Ему на мгновение показалось удивительным: мог ли этот обормот возвыситься до символики? — затем он вспомнил рассуждения старика насчет Утренней Звезды и всего прочего и решил, что в этом больном сознании и Таня могла преобразиться черт знает во что. «Ну да! — обрадовался он. — Символика! Стихи о Прекрасной Даме. Прекрасная Дама — дочь миллионщика! Ура! А этот, значит, был следователем, и Гри-Гри напомнил ему кого-то, кого он в свое время шлепнул. Явился к нему как призрак. Ну да, ведь Гри-Гри прибыл сюда якобы разыскивать следы отца?! А может, мстить за своего отца? Как Гамлет! Гри-Гри — Гамлет! Ха-ха-ха!!! А Лев Владимирович тогда кто же?» — Мелик остановился, не в силах сейчас сообразить, почему опять всплыл Лев Владимирович. Все мысли его перепутались совершенно, знакомые лица кружились пред ним и говорили ему что-то многозначительно, а он не мог сосредоточиться ни на одном из них, они тотчас же дробились и уплывали прочь, но он и не пытался удержать их, зная, что все равно они, по сути, в его власти и что далеко они не уйдут, и лишь время от времени, чтобы попугать их, рывком ускорял шаг, делая вид, что гонится за ними, и тут же останавливался и хохотал сам над собой и над ними.

Так он добрался домой, к неописуемой радости своей обнаружив, что бутылка водки еще почти совсем цела, сел за стол и отхлебнул немного, понимая это так, что вот теперь он наедине с самим собой празднует свою победу. Затем оглядел постель, улыбнувшись тому, сколько народу перебывало на ней сегодня (вернее, уже вчера), подумал, что не будет сегодня ложиться спать вообще, — спать не хотелось — и отпил еще. Ни с того ни с сего у него внезапно началась икота. Чтоб умерить ее, он прилег и тут же уснул.

Наутро он был опять весело и дико пьян, и все вертелось по-прежнему: Гри-Гри, Лев Владимирович, Таня, Вирхов, кто-то еще. Голова трещала. Он выпил водки, собираясь рассудить, что же ему надлежит делать. Почему-то снова казалось необходимо обзвонить всех и что-то выяснить. «Да, надо пойти ко Льву Владимировичу, — понял он через минуту. — Он единственный разумный человек во всей этой компании. Не напиваться ни в коем случае. В тот раз все получилось очень глупо. Надо поговорить с ним по-человечески. Все станет на место. Потом, может, он и впрямь в тяжелом положении? Надо помочь старику. Да, конечно, тот раз он был очень плох. Что-то с ним происходит».

Он вышел в коридор, набрал номер. Трубку взял сосед Льва Владимировича, шофер, злой спросонок (видно, было еще очень рано).

— Нету его, — сказал шофер.

— Как нету?!

— Так нету. Я вернулся из рейса, а его нету. Уехал.

— Куда уехал?!

— Я почем знаю куда. Нету, и все.

— Врешь ты все! Я же знаю, он там около тебя стоит, зови его, зови!

— Говорю тебе, нету! Поди проверь, если хочешь. Уехал.

— Куда?!

— Куда, куда, не велел сказывать куда, — сорвался шофер. — Уехал, книгу писать будет, чтоб всякая пьянь вроде тебя ему не мешала. Тоже приятель выискался! Он ученый человек, а ты пристаешь к нему попусту. За город поехал. В уединение. Особенно, говорит, ему не говори. Понял?! Вот так.

— Ах, за город, — ошеломленный всем этим, спросил Медик. — И чтоб мне не говорить! Вот оно что! Ты как, сам его отвозил?

— А хоть бы и сам, тебе-то что!

— Уж не в Покровское ли?! — отчаянно закричал Мелик. По тому, как шофер принялся материться, ожесточенно, но с долей некоторой неуверенности, Мелик смекнул, что, пожалуй, попал в точку. Он послушал еще, выуживая из сумбурных шоферских восклицаний дополнительную информацию, и повесил трубку.

* * *

Через два часа он был в Покровском. От мостков через ручей он взял вправо, через лес, чтобы выйти на место распадком, вынырнуть перед самым домом, как можно долее оставаясь незамеченным. Голова была ясной, прозрачной. За всю дорогу он не сделал ни одного лишнего движения, не подумал ни о чем постороннем. Он вообще ни о чем не думал, не старался вообразить себе, как войдет и что скажет Льву Владимировичу, не старался предвидеть, как тот поведет себя, не старался понять, какую цель он преследует во всем этом, но чувствовал, что впервые в жизни так внутренне собран.