Наследство

— Разумеется, верно, — надменно согласился Проровнер. — Все это, как вы видите сами, слишком теоретично, слишком абстрактно. Я бы сказал, слишком академично… Но мало того. Это прежде всего слишком замкнуто. Вашим теориям грозит узкий изоляционизм. Вы ошибаетесь, он не в духе народном… Наш русский удел, как сказал Федор Михайлович Достоевский, «всечеловечность»…

— С этим я согласен… Проровнер грозно продолжал:

— Вот мы… — он взмахнул руками, — вот мы и ставим своей целью самый широкий выход, в том числе и к деловому сотрудничеству с лучшей частью Европы, с лучшими представителями европейских культурных слоев!

Проровнер остановился и обвел всех просветлевшим взором. Наталья Михайловна была даже не просто шокирована, но оскорблена разыгравшейся перед нею комедией и, потеряв от негодования быстроту реакции, не поняла в первый момент, почему так изменилось выражение Проровнера. Тот набрал в грудь воздуху и все так же стоя объявил:

— Друзья, вот тут у нас в гостях, я рад познакомить вас, достойный представитель славного немецкого народа, представитель молодого движения, подымающегося здесь, в стране, давшей нам пристанище, герр… — (Наталья Михайловна не разобрала его фамилии.) — Да, очень приятно представить вас моим друзьям, герр доктор…

Услышав свою фамилию и видя, что взоры всех обращены на него, худой немец закивал и осклабился, обнажив зубы и десны.

— К сожалению, — сказал Проровнер, — в желтой прессе чаще всего абсолютно превратно толкуется сущность платформы молодой национал-социалистической партии, так же как и аналогичного в некоторых отношениях движения итальянских фашистов. Я уже не говорю о марксистских попытках опровержения. Нам эти идейные европейские течения близки своей национально-патриотической направленностью, заложенным в них действенным энергетическим началом. Может быть, вы, герр… скажете несколько слов собравшимся? Я, господа, как вы, возможно, знаете, имею честь работать у герра… и должен сказать, что, общаясь с ним почти ежедневно, получаю колоссальное удовольствие от ума и разносторонней эрудиции господина доктора. Герр доктор, прошу вас.

Немец поднялся, положил руку за борт пиджака и ровным глуховатым голосом, словно читая, заговорил.

Наталья Михайловна с трудом понимала его неожиданно ученую метафизическую речь и просила Андрея Генрихо-вича переводить ей темные места.

— …движение масс, — начал бубнить ей на ухо Андрей Генрихович (Наталья Михайловна пропустила начало фразы), — …идея, воодушевляющая массы, и потому способная увлечь многих. Эта идея становится страстью, потому что она не есть только идея, вмещенная в логическую форму, но полное энергии самосознание… Она сама, эта идея, отождествляет себя с личностью, в своей универсальной значимости ставшей центром духовной иррадиации. Так страсть прорывается в деятельность, которая есть жизнь, обнаружение личности, сверхличного «Я»… и облекается реальностью…

«Какой личности? — стала соображать Наталья Михайловна, упустившая мысль. — Это что-то я не поняла».

— …Поэтому наша партия и признает вождя, как ни одна другая партия, вождя, который является живым учением, душою свыше одаренною и отмеченною, преобразующей формулу в действие! Он всегда формула, идея, универсальная мысль, объединяющая и дисциплинирующая множество людей, и потому образует мощную социальную и политическую силу. При таком понимании жизни, глубоком и единственно правильном, истинное понимание индивида… истинное понимание индивида не содержит противоположения целому. Все, что в индивидууме ценно и должно быть охраняемо и развиваемо, обладает универсальным значением и выражает как раз волю и интерес, высшие, чем интерес и воля отдельного человека. Таким образом, социальной, этической сущностью отдельного человека является некоторая общая личность. Такова личность нации, моральной реальности, которою становится и которую создает народ, поскольку он ощущает свою историю и осваивает ее как свою собственную. Нация — это нечто вечно становящееся, не просто исторический или географический факт, но программа и миссия, а также и жертва! Форма же нации — государство. Поэтому не существует противоречия между индивидуумом и государством. Государство здоровой на ции должно быть сильным и властным! Государство требует от индивидуума жертвы собою, и индивидуум существует лишь в меру этой жертвы. Ибо государство и индивидуум — одно и то же, причем максимальная свобода совпадает с максимальной силой государства. Мы не признаем иного свободного индивидуума, кроме индивидуума, который ощущает в своем сердце высший интерес целого и верховную волю государства!

Герр доктор поклонился и сел. Проровнер, который было присел во время речи патрона, теперь снова поднялся и собрался что-то сказать, но капитан опередил его, подняв рюмку водки, что принесла ему одному на подносе Анна:

— За фатерланд!

Немец приложил руку к груди, потом поднял ее в приветствии.

— Кто еще хочет?! — крикнул, вдруг возбудясь, Аннин немец.