Наследство

— Ты не очень заглядывайся, — предостерег Генри, даже не оборачиваясь. Видимо, представлял, что может грозить новичку на Пустыре. — Тут частенько видится всякое, бывает, покажется — руку протяни, и дотронешься. Так вот, лучше не протягивать. Может затянуть, я слышал. Окажешься черт знает где, никто никогда не найдет.

Мария-Антония молча вцепилась в поводья. Нет уж, руки и впрямь лучше держать при себе. Но от погляда беды не будет, верно ведь? И она снова покосилась в сторону: на этот раз слева поднимался в жарком мареве гигантский белокаменный дворец, а к нему тянулись повозки и целые процессии людей, и в облаках пыли величаво двигались огромные животные, способные, должно быть, растоптать человека одной ногой толщиной с древесный ствол; гиганты, однако, медлительно двигались туда, куда направляли их гортанными криками крохотные темногожие погонщики, восседающие на их спинах, и никто не пугался гигантских клыков. Под колонноподобными ногами странных зверей суетились люди, трусили усталой рысцой тяжело груженные ослики, тянулись повозки, припорошенные все той же вездесущей пылью. А дворец утопал в яркой зелени, и били фонтаны, и среди лиан кричали ослепительно яркие птицы…

И снова всё исчезло, и теперь Мария-Антония видела только заснеженную равнину, над которой светили очень далекие, очень яркие и холодные звезды. Там не было ничего, только лёд и снег, и редкие скрюченные деревца, из последних сил цепляющиеся за мертвую землю.

— Стоп, — тихо велел Генри, и она осадила кобылу.

Гром и Звон взъерошились, они морщили носы, поднимали черные губы, обнажая клыки, но клокотавшее в горле рычание нельзя было расслышать. Лошади заволновались.

— Что?..

— Перекресток, — ответил Монтроз, чуть повернувшись.

— Ты… — начала было девушка, но язык не повернулся спросить, неужто Генри заблудился и не знает, какой поворот выбрать.

— Переждем, — сказал он коротко и спешился. — Слезай. Держи лошадь как следует.

— Что-то неладно?

— Ты на псов посмотри, — хмыкнул он. — Но я примерно представляю, кого ждать. Лучше пропустим, мало ли…

Мария-Антония снова посмотрела в сторону. Снежная равнина не исчезала, над нею теперь трепетали, как гигантские знамена, переливающиеся полотнища света, закрывающие небо от самых звезд и до горизонта. Она слыхала о таком, но никогда не видела, конечно.

«Право, стоило попасть в эти странные места, чтобы увидеть хотя бы мельком далекие страны,» — сказала она себе, не сомневаясь даже, что видит не миражи и не порождение собственного воображения, а отражения далеких краев.

— Тс-с… — предостерег Генри и пнул Грома, который, забывшись, чуть не зарычал в голос. — Ни звука…

Девушка глянула перед собой. Зрелище было воистину поразительным: на тропе, пересекавшей их путь, воздух будто заколебался, а потом расступился, и на траву осторожно ступил большой снежно-белый зверь. Огляделся, насторожив уши, принюхался и потрусил вперед. За ним последовал еще один, и еще… Всего Мария-Антония насчитала два десятка: они прошли бесшумно, словно бы не касаясь тропы — трава едва колыхнулась, пропуская их, — и только вожак, низко склонивший лобастую башку к самой земле, покосился на людей, застывших на перекрестье троп, но, видно, решил не связываться с ними. Стая прошла за вожаком след в след, только поблескивали янтарные глаза, когда звери взглядывали на людей.

— Это полярные волки, — чуть слышно сказал Генри. — Пошли на охоту.

— Откуда они знают, куда им идти? — шепотом спросила Мария-Антония. — Они же звери!

— Они поумнее иных людей будут, — хмыкнул мужчина. — Я их тут сколько раз видел. Там у них, — мотнул он головой в сторону медленно тающей снежной равнины, трудно пропитаться, так они нашли путь сюда, в прерии. Тут на всех хватит… Но ведь не переселяются совсем, нажрутся от пуза, и обратно!

Девушка только вздохнула: воистину, мир настолько велик, настолько непредставимы пути его, что нет уже и смысла изумляться, все равно он сумеет преподнести загадку, которой не было прежде!

— Поехали, — скомандовал Генри, садясь в седло. — Дальше вроде спокойно.

— А ты точно знаешь, которая тропа — наша? — не удержалась Мария-Антония.

— Знаю.

— Откуда?

— Чую, — ухмыльнулся он, чуть повернув голову. — Как волки. Ты ж видишь, они все разные, тропы эти?

— Да, но…

— С первого раза их не различишь, — сказал Монтроз. — А проедешь тут с десяток раз, свою мигом найдешь. Хотя, — добавил он справедливости ради, — бывает, так напутано, что не сразу разберешься. Я как-то раз тут плутал, ждал, пока моя тропа от другой отлепится, перепутать боялся.

— Так они еще и меняются? — нахмурилась Мария-Антония. — Тогда как же ты…

— Выход всегда один, — предвосхитил ее вопрос Генри. — Ну, представь, это как будто кувшин с двумя дырками в стенках. В дырки продета бечевка — это тропа. Так вот, внутри она может путаться, как угодно, хоть узлом завязываться, с другими бечевками перевиваться, но у нее всегда только два конца. Так понятно?