Наследство для двоих

Он выбежал следом и пронесся мимо нее, подобный живому белому пламени, с круто изогнутой шеей, с пышно развевающимися хвостом и гривой. Эбби знала, что выход получился эффектным: со стороны всем показалось, что конь готов понести. Однако ей даже не пришлось натягивать повод – Уиндсторм через секунду резко остановился, слегка присев на задние ноги.

Услышав пронесшийся над трибунами восторженный гул, Эбби улыбнулась.

– Они твои, Уиндсторм. Пусть теперь смотрят.

Конь бежал рысью, словно паря над землей. А Эбби шла вдоль края арены, имевшей форму овала. Она знала, что вместе они производят неотразимое впечатление – крупный белый конь и миниатюрная темноволосая женщина. И еще она знала, что Уиндсторм обожает шум и внимание толпы. Чем громче звучали возгласы зрителей, тем больше огня было в каждом движении жеребца. Теперь было по-настоящему видно, насколько он горяч. Настоящий арабский скакун!

– А ну задай им всем, Эбби! – закричал какой-то мужчина, мимо которого она проходила.

Эбби остановила Уиндсторма рядом с другим жеребцом, ожидая появления остальных претендентов на чемпионский титул. Официально судейство начиналось лишь через две минуты после того, как захлопывались ворота за последним жеребцом, выходящим на арену. Она окинула взглядом сектор трибун, где должны были сидеть Бен и Иден. Действительно, оттуда, примерно с десятого ряда, ей отчаянно махала детская ручонка. Улыбнувшись, Эбби собиралась уже перевести взгляд на Уиндсторма, как вдруг что-то – то ли движение, то ли звук – отвлекло ее.

Остолбенев, она увидела Маккрея. Он не мигая смотрел на нее. Все лица вокруг него слились в сплошное месиво, и только его лицо выделялось в этой массе предельно четко. Что он здесь делает? Почему вернулся? Полуобернувшись в своем кресле, он начал смотреть в ту сторону, где были места Бена и Иден. Эбби показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из ее груди.

И тут к Маккрею обратился с вопросом сидевший рядом мужчина. Эбби сразу же узнала его по седой гриве. Вместе с Маккреем были Лейн и Рейчел.

– Ворота закрыты, – раскатилось из громкоговорителя над трибунами объявление диктора. – Судьи приступают к оценке выступлений жеребцов в классе с недоуздком. Жеребцы идут вдоль барьера. Будьте добры, начинайте.

Все вокруг Эбби пришло в движение. Справившись кое-как с некстати нахлынувшим волнением, она, заставив Уиндсторма сделать изящный пируэт, повела его вдоль барьера, чтобы он во всем блеске продемонстрировал свою легкую поступь. Жеребец шел, нетерпеливо пританцовывая, показывая готовность к борьбе. Беда заключалась лишь в том, что к ней теперь не была готова Эбби.

Сколько раз Бен говорил ей не пялиться на зрителей! «Веди себя так, словно их нет, – твердил он. – Есть только ты и твой конь, а остальное выбрось из головы. Даже не думай о других лошадях – пусть делают, что хотят. И о судьях не думай, смотрят они на тебя или нет. Главное, чтобы твой конь блистал каждую секунду. Все внимание – на него, и черт со всеми остальными!»

Соревнования шли своим чередом: пробежка рысью, неподвижная поза-фотография, хвост поднят, уши навострены, шея выпрямлена, каждая деталь в отдельности, потом все вместе… Как всегда, казалось, что этому не будет конца. Нервы у всех были напряжены до предела, воздух был пропитан электричеством, словно перед грозой.

И вот наконец долгожданное объявление:

– Судьи выставляют баллы. Жеребцы могут отдыхать, пока подсчитываются очки.

Эбби встала рядом с Уиндстормом, машинально погладив его по белой холке. Ее ноги дрожали, внутренности сводило от волнения. Уиндсторм склонил к ней голову, словно спрашивая: «С тобой все в порядке?» А ей хотелось уткнуться лицом ему в шею и разреветься – то ли от горечи, то ли от облегчения. Однако вместо этого приходилось стоять навытяжку, пытаясь скрыть мучительное волнение. Судьи все никак не могли вынести вердикт.

Против собственной воли она бросила взгляд в сторону красно-гнедого жеребца Рейчел. С непередаваемым высокомерием арабский конь разглядывал зрительские трибуны. Дрессировщик тоже выглядел на редкость спокойным. Впрочем, не удержавшись, он быстро облизнул пересохшие губы. Заметив это, Эбби почувствовала некоторое успокоение. У нее и самой во рту было сухо, как в пустыне.

Ожидание окончательных оценок было подобно пытке. Эбби и все остальные участники соревнований от усталости были готовы рухнуть наземь. Когда диктор сообщил, что в его кабину переданы результаты судейства, шум на трибунах перешел в еле слышный гул. Прежде чем назвать имена победителя и серебряного призера, следовало огласить список первой десятки. Таково было правило. При этом непременно делалась оговорка, что последовательность, в которой называются клички жеребцов, ничего не значит – все десять признавались абсолютно равными по своим качествам.

Уже были названы семь жеребцов, потом восьмой, и каждый раз толпа взрывалась восторженными возгласами и свистом. Эбби с замиранием сердца ждала, когда диктор назовет следующего. Ей вовсе не нужно было место в почетной десятке – ее устраивал только чемпионский титул.