Толчком в спину стюарда направили в салон, а следом вторглось до десятка молодцев в униформе как минимум пяти государств из состава обоих галактических монстров, причем установленного образца в точности не придерживался ни один. Двое прошли в рубку, там полыхнул разряд, донеслось негодующее восклицание, пахнуло оплавленным пластиком, и спустя несколько секунд в проход на пол швырнули обоих пилотов, без оружия и крайне сконфуженных на вид. Кондиционер издох, испустив напоследок сиротливую струйку дыма.
– Прошу меня извинить, – раскланялся посередь салона огромный детина, странным образом сочетавший шутовство и свирепость в своем облике – в блекло-рыжих волосах, всклокоченных и слипшихся в сосульки, в веснушках на бледном мясисто-складчатом лице, в огромных зубах. – Ближайшие четверть часа мне хотелось бы обойтись без сюрпризов. Оцените жест моей доброй воли: я мог бы пристрелить не пульт, а тех, кто за ним сидит. Убедительно призываю вас всех к благоразумию.
Съежился и словно даже усох сосед справа, до сих пор не упускавший случая выразить свое недовольство соответствующим службам или хотя бы в воздух. Люди, как оказалось, обладают способностью уменьшаться в занимаемом объеме. Во всяком случае, Натали не заметила, чтобы кто-то из лежавших в проходе пискнул от боли, хотя ноги в огромных ботинках, черных, снабженных системами вакуумных присосов, не выбирали, куда ступить.
– Вот и славно, – продолжил гигант, утверждаясь посреди салона, недалеко от Натали и Брюса. – Теперь поговорим, Кармоди, тащи сюда связь.
Норм сидел на полу, сцепив руки за головой, как все мужчины, и выглядел очень спокойным. Очень. Род его занятий, догадалась Натали, предполагает ношение оружия. Другое дело, эваккомиссия наверняка не пропустила на посадку ничего функциональнее пластикового ножа. А пластиковый нож – слишком слабый аргумент против лучеметов, грамотно размещенных в ключевых точках и накрывающих весь салон.
Адъютант, или кем он там приходился пиратскому адмиралу, раскрыл перед своим командующим портативную деку и споро набрал код, инициирующий связь.
– Госпожа Дагни Таапсалу! – прогудел гигант в черном. – Еще раз доброго утречка! В прошлый наш разговор вы пренебрегли серьезностью моих намерений, так что то корыто пришлось расстрелять. Исключительно ради престижа слова МакДиармида, не более. Не стоит держать на меня обиду, тем более, я разрешил вам снять с него гражданских. Дайте картинку, черт вас побери! Я хочу видеть, кто шепчет вам на ухо!
В том, кто именно шепчет на ухо главе комитета ЧС, Натали почти не сомневалась. Учитывая необходимость координировать военно-космические силы, никого лучше Харальда Эстергази у Нереиды на подобный случай нет.
– Вот теперь ладно. – Он был почти добродушен. – Можете и на меня посмотреть. Кармоди, делом займись!
– Да, Мак. Э-э... Мак, а дети – это до скольки, хоть примерно?
– Бери всех моложе пятнадцати. Живее, у тебя на все минут десять. Итак, мадам, вам следует поверить, что мне известны все схемы штурма, по каковым может работать спецподразделение. Я предлагаю вам прекратить тщетные попытки повредить наши дюзы. Вы не представляете, что я устрою, если вы вынудите нас остаться. Да и вам, мадам, лучше этого не знать. Щит, которым я прикрылся, очень хрупок. Хрупче стеклянного. На каждом транспорте будут ваши дети. Вы ведь не хотите, чтобы они перешли в волновое состояние?
Лицо Кармоди выглядело так, словно его когда-то разрезали по линии глаз, а потом склеили заново, нахлобучив верх на низ и потеряв на этом пару сантиметров.
– ...неотапливаемый трюм, да что там – всего одна незаметная глазу дырочка в герметичной переборке. С другой стороны, будете благоразумны – получите их обратно по счету.
– Встань, – говорит Кармоди. – Иди.
Волна жалоб и слезных протестов сопровождала его движение по салону, в точности как она сопровождает смерть, когда та вырывает близких из любящих объятий. Те, к кому он приближался, затравленно замолкали, втянув головы в плечи в ожидании своей очереди, – авось, пронесет! – и более всего сейчас Натали ненавидела соседа справа. Ему-то ничто не угрожало.
У других существ столько разнообразных интересов, а к ним – столько философских обоснований, что и общепринятая этика, и сострадание, и уж тем более элементарная доброта для них – категории совершенно излишние. Эта доброта так же беззащитна и столь же скудна смыслом, как любовь одной матери к одному сыну. Потерять посреди Галактики ребенка проще, чем забросить яркий мячик за соседский забор. А мысли об этом – точно гвозди в ладони.
– Он никуда не пойдет, – заявила она в ответ на приглашающий жест лучемета, обращенный к Брюсу, и посмотрела на Кармоди так свирепо, что тот невольно обернулся на шефа.
Рядовой смутился, но не двинулся с места, выжидаючи глядя на мать.
– Вы что, дамочка? – рычит Кармоди. – Не расслышали или, может, недопоняли?