Наследство Империи

Само собой, кто этакую принцесску одну гулять отпустит? Удивительно, что их не пять. Впрочем… бывают такие, что дюжины стоят. Из этих, что ли? Серые брюки в армейском стиле, всё в карманах, чёрная футболка. Накачанный. Побритый. Из категории достойных сопровождать юную леди.

Впрочем, ну его. Брюска ведь задразнит. Не Рубен, отнюдь. Нет, ну а Рубен-то тут при чём?

Что-то происходило вокруг, с наружной стороны «конуса», отделившего внешний мир от внутреннего «я» Натали. Стюардессу вызвали в кабину к пилотам, она пронеслась по проходу, всё бросив, со скоростью небольшого торнадо, что вообще-то было ей не свойственно. Корпус «Белаквы» вздрогнул. Включились двигатели. По персональным экранам прошла полоса помех. Натали отключила «конус», и волна звука больно ударила её по ушам. И не её одну. По всему салону народ, болезненно морщась, выключал «конусы», переспрашивая друг у друга, что происходит, и верно ли, что происходит вообще.

Стюардесса Айрин появилась в салоне, перевела дух, прижавшись спиной к дверям пилотской кабины:

— Уважаемые пассажиры, прошу минуточку внимания. В связи с нештатной ситуацией нам придётся принять на борг несколько десятков дополнительных пассажиров. Экипаж убедительно просит вас освободить проход. Родители, пожалуйста, возьмите в свои кресла детей в возрасте до трёх лет.

Что тут началось! Даже в первые дни эвакуации подобная просьба была бы встречена без восторга, но на седьмой! Салон взорвался протестами, улюлюканьем и свистом.

— А физиологические нормы когда отменили?

— Что, чёрт побери, происходит?..

И даже:

— С места не сдвинусь, хоть режьте! А что вы сделаете?

К слову, систем ректификации воды на «Белакве» нет. Не предусмотрены они на яхте ближнего радиуса. А лишние пятьдесят человек дышат и излучают тепло.

В крайней растерянности Айрин лупала близорукими голубыми глазками на вышедший из подчинения салон. Развернулась, сунула голову в кабину:

— Пассажиры категорически против.

— У пассажиров права голоса нет! — рявкнул со всех экранов голос Харальда Эстергази. Натали вздрогнула. Трансляция пресеклась, теперь пассажиры «Белаквы» могли любоваться кучкой взъерошенных военных в координационном центре, который тоже болтался где-то на орбите. — У нас нет времени гонять челноки. «Белаква», вы стыкуетесь с «Лейбовицем» и снимаете с него всех до последнего человека. Вы отвечаете за каждую гражданскую жизнь. Слово «приказ» знакомо вам? Мне некогда усмирять ваших овец!

Здесь до большинства уже дошло, что там, за стенами пласталевой коробки, происходит что-то серьёзное, и большинство немедленно возжелало узнать, что именно. Другие в лучшей бараньей традиции обиделись на «овец». Никто, само собой, не желал страдать молча, а менее всех — чёртов сосед справа.

Есть такое выражение, весьма специфичное для Нереиды, «как рыба в воде». Он долго ждал и наконец дождался звёздного часа. Когда бы ещё ему удалось возглавить митинг? Никто его пока не слушал, потому что у каждого было что сказать, но в конечном итоге побеждает в этом деле тот, у кого хватит выдумки, воображения и злости.

«Куда это годится?», и «Жертвы преступной некомпетентности!», и даже «Исполнительные комитеты Нереиды должны быть преданы независимому суду!» Он даже в кресле подпрыгивал, жаждая быть услышанным, и только досадовал на двух или трёх младенцев, разовравшихся во всеобщем гвалте и грозивших унести его лавры.

— …вы ведь согласны?

— Совершенно, — согласилась Натали. — О боже, у них ещё и муха тут!

Ничего умнее ей в этот момент не придумалось. Сосед вытаращился на неё непонимающе, а она, протянув руку к его шее, придавила «муху» пальцем.

Абсолютно запрещённый приём, который отрабатывают на Зиглинде все без исключения стюардессы на случай вроде этого. Тонны объяснительных по каждому факту применения. Натали только оглянулась пугливо: не видел ли кто? Ничего ему не сделается, часок поспит, но тут, на Архипелаге, все повёрнуты на правах и свободах.

И, к ужасу своему, встретилась глазами с соседом сзади.

— Я и сам хотел, — вполголоса сказал он. — Только вы успели раньше. Вы очень терпеливы мадам.

И снова откинулся в своём кресле, будто ничего не произошло. И не произойдёт.

Не старше сорока, не моложе тридцати пяти, лучики морщин у глаз подчёркнуты загаром. Натали, по привычке старавшейся избегать излучений любого рода, всегда казалось странным дикарское пристрастие к ультрафиолету. И всё же как-то уверенней себя чувствуешь, когда рядом мужик «при исполнении». Будто бы щит, который он держит и тебя прикрывает. Будто можешь на это рассчитывать.

Всё возмущение стихло, словно его выключили с пульта, когда Айрин вместе со стюардом-мужчиной приняли у входного люка мужчину, наспех замотанного в окровавленные бинты. Не говоря ни слова, молодая мамаша слева от входа взяла на руки своего младенца. В гробовой тишине стюарды свалили ношу на свободное место и вновь направились клюку — принимать ещё. Все уши развернулись в ту сторону и все шеи вытянулись туда же:

— Что там происходит?

И из уст в уста, словно круги по воде:

— Обстреляли… Обстреляли? Обстреляли!!!