Наследство из Нового Орлеана

Мужчины и женщины танцевали совершенно по-разному. Мужчины вращались на небольшом пространстве, высоко подпрыгивали и топали ногами, яркими пятнами выделяясь по всей площади. Женщины же почти не передвигали ноги, плотно сдвинув их, они крепко вжимались в утоптанную землю. При этом тела их тряслись или извивались – от ярких тиньонов до лодыжек.

Иногда Мэри удавалось уловить отдельные слова. «Танцуй, Калинда, ба-дум, ба-дум» – это был припев. Но пели на франко-африканском патуа, которого она совсем не понимала. Ей очень хотелось спросить профессора, о чем поют, но она решила, что знать это вовсе не обязательно. Скорее всего, она не поймет смысла песни, даже если будет знать ее слова.

Внезапно ей стало неловко смотреть на этих людей, которые танцуют, хоть и на виду у всех, но так сокровенно. В ярких обносках рабов, в оживленном интересе белых зрителей к их глубоко интимным переживаниям, запечатленным в голосах и движениях тел, было нечто невыразимо печальное. Мэри отвернулась и поискала глазами Альберта.

В нескольких ярдах от себя она увидела Жанну Куртенэ с отцом и Филиппом. Жанна моментально заметила Мэри, улыбнулась и направилась было к ней, но Карлос Куртенэ взял дочь за руку и увел прочь. Филипп поднес было руку к шляпе, но прервал жест на полпути и устремился вслед за отцом.

Мэри почувствовала, как краснеет от этого демонстративного пренебрежения, но затем улыбнулась про себя. Карлос Куртенэ ей больше не страшен, а утрата дружбы Жанны и Филиппа особого значения не имела. Она была так счастлива, что подобные мелочи не беспокоили ее. Через какой-нибудь месяц-полтора Вэл вернется.

Толпа возле частокола зашевелилась. Танцы и барабанный бой стихли. Мэри протиснулась на свое прежнее место. Ей было интересно, чем вызвана такая перемена.

К центру площади шла женщина. Рабы расступались, пропуская ее, словно королеву. Осанка и поступь женщины были торжественны и царственны, а платье определенно было не с плеча белой женщины. По всей площади Конго разносилось шуршание ее синих шелковых юбок. Платье сидело на ее статной и женственной фигуре так, словно было сшито в лучшем парижском доме специально для нее. На ней были браслеты и серьги с бриллиантами и рубинами, по кольцу на каждом пальце, драгоценностей хватило бы на то, чтобы выкупить плененную королеву.

– Это Мари Лаво, царица вуду, – услышала Мэри. Она дотронулась до своей незамысловато уложенной косы. Она и представить себе не могла, что ее самые заурядные темно-каштановые волосы когда-то укладывала столь примечательная женщина.

– Мэри, ты идешь или нет? – Альберт стоял позади нее.

– Иду. – Она отвернулась от забора в тот самый момент, когда танец и барабанная дробь разразились с новой силой.

На другое утро, в тот самый момент, когда Ханна открывала двери, в магазин вбежала Жанна. Мэри снимала с прилавков муслиновые чехлы.

– Мэй-Ри! – воскликнула Жанна. – Я так хотела поговорить с тобой вчера, но папа не дал мне. Я велела Миранде пойти сегодня со мной. Все думают, что сейчас я у этой ужасной мадам Альфанд, примеряю свадебное платье, но только придется ей подождать. Ой, Мэй-Ри, видела бы ты это платье! Такой красивой невесты, как я, еще не было на свете. Фата, естественно, кружевная и такая длинная, что, боюсь, не поместится в соборе…

«Жанна нисколько не меняется, – подумала Мэри. – Такая же непревзойденная болтушка».

Жанна продемонстрировала Мэри свое кольцо невесты с огромным сапфиром, окаймленным бриллиантами, и описала диадему из бриллиантов с сапфирами, которую подарит ей на свадьбу мистер Грэм.

– Он кошмарно старый, – весело сказала она, – но будет делать все, что я захочу, это уже и сейчас заметно.

Он уверил Жанну, что не придется переезжать в американскую часть города, если только ей самой не захочется. Он купил дом на Эспланада-авеню, всего в квартале от Куртенэ. Сейчас Берта занимается отделкой и обстановкой этого дома. И еще муштрует рабов. Если Жанне захочется оставить у себя Миранду, родители подарят ей эту горничную в числе других подарков. Но ей бы хотелось, пожалуй, завести новую горничную, которая не будет бранить ее, как ребенка, – ведь она теперь станет замужней женщиной, живущей своим домом. И еще у нее будет карета. И коттедж у озера. И ложа в опере.

Миранда постучала в окошко. Жанна схватила Мэри за руку и призналась, зачем, собственно, она зашла.

– Мэй-Ри, говорят, тот художник, который живет здесь наверху, пишет портрет с Вальмона. Это ведь так, да? Ой, Мэй-Ри, разреши мне взглянуть на него, умоляю! Если я не увижу его до свадьбы хотя бы разочек, просто умру. А он в отъезде! – Прекрасные молящие глаза Жанны были полны слез. Мэри провела ее в студию.

Альберта не было, и это обрадовало Мэри.