Наследство из Нового Орлеана

Строение было великолепно – ряд из шестнадцати примыкающих друг к другу кирпичных домиков, занимающий весь квартал. Повтор высоких окон, труб и дверей напоминал устойчивый ритм, который соблюдался на всех трех уровнях и подчеркивался чугунными колоннами, поддерживающими два литых чугунных балкона. Строение венчалось тремя равно отстоящими друг от друга фронтонами с расположенными по центру восьмиугольными окнами. Здание походило на претворенную в архитектуру музыку. Чугунные решетки задавали легкий контрапункт к крепкому кирпичу и граниту. Вальмон был уверен, что эти прекрасные чугунные узоры и есть тайная причина возвращения Микаэлы в Новый Орлеан и ее одержимости, стремления к совершенству во всем, что касалось застройки. В центре каждого сооружения была витая монограмма «АП». Альмонестер-Понтальба. Она повторялась вновь и вновь. Дань памяти отца, строителя более монументальной части площади. И победное состязание с ним. Когда будет закончено второе здание, след, оставленный Микаэлой Альмонестер в облике города, будет заметнее, чем след ее отца. Пусть она женщина, но ее свершения не менее велики, чем свершения мужчины, даже столь выдающегося, как ее отец.

«И неудивительно, – подумал Вэл, – что она так яростно порицала Жорж Санд. Склонность к мужской одежде и мужским повадкам превращает независимость женщины в клоунаду, над которой можно лишь смеяться. Тогда так Микаэла заплатила за свою независимость пулями в груди и искалеченной рукой».

И в то же время Вэл не забывал, что Аврора дала ему опыт, за который он ей будет вечно благодарен. Какая восхитительная женщина – и в постели, и вне ее. Она приводила его в ярость и воздействовала на его духовное формирование. И, как он опасался, отвратила от обыкновенных женщин. Уж слишком те готовы капитулировать, слишком стремятся во всем соглашаться с мнением мужчины, подчиниться ему. В них нет ни духа состязания, ни захватывающей игры, ни остроумия.

«Микаэла права, – печально подумал он. – Будь она на десять лет моложе, как радостно было бы убедить ее остаться в Новом Орлеане». Ему не хватало ощущения влюбленности или хотя бы игры во влюбленность.

Мимо него прошла молодая девушка в сопровождении темнокожей горничной, с грозным взором оберегающей свое сокровище. Темные глаза девушки встретились с взглядом Вэла, и она тут же робко опустила взор, глядя на тропку под своими хорошенькими ножками. У нее была белоснежная кожа и осиная талия. «Бог мой, до чего же хороши креолки! – подумал Вэл. – En garde, mon ami,[18] а то окажешься на коленях, прося руки, этой мягкой, беленькой ручки. Так что поосторожней».

Он энергично зашагал по направлению к молу и катеру, который доставит его на плантацию. Резкий ветер разбрасывал по пустынной площади сухие листья, и Вэл ссутулился под его порывами. Он остро и болезненно ощущал свое одиночество.

Глава 21

Четыре дня перед дебютом Жанны были самыми беспокойными на памяти Мэри и самой Жанны. Дни текли быстро, и ни одна минута не пропадала даром.

С первыми лучами солнца Миранда приносила кофе им в комнату. Они его выпивали, пока одевались. Потом они с Бертой и кухаркой шли на рынок купить продуктов на день.

Рынок размещался в длинном, крытом черепицей пассаже и являл собой бурное смешение звуков, запахов, цветов. Продавцы громко нахваливали достоинства своих товаров, привлекая внимание покупателей. Яркоперые птицы в клетках пронзительно кричали, и в их криках чудились волнение и страх. Связанные куры, гуси, утки, козы, телята добавляли к этому шуму свое кудахтание, шипение, крякание и блеяние. Со всех сторон оживленно торговались и спорили. Золотоискатели, направляющиеся в Калифорнию, изучали кирки и палатки, ворча от баснословных цен. Матросы стоящих в гавани пароходов громко переговаривались на десятках языков. Заунывные песни грузчиков доносились с противоположной стороны берегового вала, привнося в сумятицу звуков музыкальный фон.

Запах жареных кофейных зерен и свежего кофе пронизывал воздух, смешиваясь с пряным ароматом специй, длинных связок перца, чеснока, трав, лука. В свою очередь, аромат связанных пучками цветов и листьев невольно выделялся среди въедливых испарений горячего растительного масла, дыма от горящих углей и густого сладкого запаха булочек и пышек, присыпанных сахарной пудрой.