Наследство из Нового Орлеана

Музыка стала отчетливее, и перед глазами Мэри появилось чудесное видение. То был большой белый с золотом пароход, который она видела в Питсбурге. На всех трех палубах из иллюминаторов изливался золотой свет, и от этого света позолота на обшивке парохода вспыхивала и мерцала. Когда пароход обгонял неспешную «Царицу», музыка, подобно волшебным чарам, окутала Мэри. Она слышала смех и видела, как под ослепительно яркими люстрами танцуют мужчины и женщины.

И тут же – так быстро! – видение исчезло. Мэри прислушивалась, но звуки музыки делались все тише и постепенно смолкли. Она смотрела на освещенный луной белый след парохода, пока и он не исчез и на черной глади реки не осталась лишь серебряная полоска лунного света.

Дальний берег с посеребренными деревьями медленно проплывал мимо, тихий, прекрасный, чужой. Мэри вздохнула, восхищенная всем увиденным, и ей захотелось, чтобы путешествие длилось вечно.

Жизнь на борту «Царицы Каира» подчинялась распорядку, котором Мэри никогда прежде не ведала и которого даже вообразить себе не могла. Казалось, ни времени, ни расстояния не существовало. Все утратило измерение. Вокруг была только река – широкая, мощная, неизменная, несмотря на все изгибы, обрывы, острова и городки. Мэри постоянно сидела на скамейке, поставленной лицом к носу парохода и прикрытой нависающей сверху рубкой лоцмана. Оттуда она наблюдала за рекой, другими судами, огромными плотами из бревен, плоскодонками, перевозящими бочки, ящики, скот, а иногда и целые семьи, занятые стряпней или стиркой, пока река несла их к месту назначения. Мэри видела сигналы: когда с берега размахивали широким белым полотнищем, это означало, что «Царицу» просят пришвартоваться и принять груз; научилась она и распознавать три гудка, возвещавшие о намерении «Царицы» стать под разгрузку. Мэри никогда не надоедало наблюдать за суматохой на берегу, когда пароход поворачивал носом к причалу. Вскоре она научилась предсказывать, когда на пароходе выберут место для причала и пошлют на берег кого-нибудь из экипажа закупить дров для котлов или провиант.

Когда с парохода сходили пассажиры, она стояла возле поручней и громко прощалась с ними. Когда садились новые пассажиры, она смотрела на них с интересом, пытаясь вообразить, о чем они могли бы порассказать, зная, что, скорее всего, узнает что-нибудь об их жизни, поскольку миссис Уотсон непременно познакомится с ними, а затем познакомит и Мэри, не преминув поведать ее «печальную историю». Дамы неизменно сочувственно цокали языком и обещали заменить ей мать – на время их пребывания на борту. Поэтому Мэри никогда не оставалась на своей скамейке одна. И каждая соседка подробно отвечала на вежливые вопросы Мэри о ее доме и семье.

От них Мэри узнала, что на одном берегу реки находится штат Огайо, а на другом – Западная Вирджиния. Пенсильвания осталась далеко позади. Дни, мили, повороты, причалы смешались в ее памяти, и скоро один берег остался в Огайо, а другой перешел в Кентукки. А вскоре Уотсоны покинули корабль. Мистер Уотсон с несколько деревянным поклоном вручил Мэри ее деньги, а миссис Уотсон, обливаясь слезами, заключила девушку в свои крепкие объятия. Она препоручила Мэри заботам миссис Оландт.

Стаут, Райтсвилл, Абердин, Хиггинспорт, Невилл, Цинциннати – там простояли целые сутки, дожидаясь крупной партии солонины в бочках.

Затем, несколько часов спустя, Огайо кончился. На одном берегу реки был по-прежнему Кентукки, но на другом оказалась уже Индиана, и первой остановкой там был Рэббит-Хэш. И миссис Оландт препоручила Мэри мисс Диккенс, которая «всю жизнь прожила девицей и очень гордится, что у нее на это хватило здравого смысла».

Городки возникали и исчезали, а дамы по-прежнему беседовали с Мэри на ее скамейке, за столом, в каюте. Но никто из них никогда не был в Новом Орлеане и не знал никого, кто бы там побывал.

Так было до Луисвилла. Там на борт поднялась семья с пятью детьми, старшему из которых было семь лет, – и спокойной апатии на «Царице» пришел конец. «Да, я как-то ходил на плоскодонке до самого Нового Орлеана, – заявил измученный отец семейства. – Только тогда я был совсем молодой, и то, что я видел в Новом Орлеане, не для ваших ушей».

Два дня спустя «Царица» пришвартовалась в Ивэнсвилле. Семья сошла, и все люди и животные на пароходе радостно и облегченно вздохнули.

Но стоянка затянулась. Давно уже с борта сошла семья и был снят груз, предназначавшийся для Ивэнсвилла, давно на борт подняли и разместили новый груз, а пароход все стоял на якоре. Трубы его легонько попыхивали, показывая, что котлы вырабатывают пар, готовый привести в движение гребное колесо. Но колесо оставалось неподвижным.

– Чего это мы дожидаемся? – возмущалась мисс Диккенс. – Мы и опомниться не успеем, как стемнеет. Уже час назад должны были позвать к ужину.

– По-моему, мы ждем того, кто едет в том экипаже, – предположила Мэри. – Посмотрите, мисс Диккенс: мчится как ветер.