Наследство из Нового Орлеана

Причаливаем. Мэри подбежала к носу парохода. Теперь она сможет вблизи разглядеть деревья, и цветы, и землю. От радостного волнения она вся дрожала. Пароходные трубы прогудели сигнал к швартовке, и Мэри, как огонь, охватил трепет волнения. На мгновение ей даже показалось, что с ней случился солнечный удар. Но даже если и так, ей все равно. Все ее чувства были обострены, как никогда раньше. И это было ново, удивительно, восхитительно.

Судно приближалось к причалу. Возле него не было поляны. Высокая, скошенная, поросшая травой стена обрамляла реку с обеих сторон и тянулась, насколько хватал глаз. Вершина стены достигала палубы, на которой стояла девушка. Когда «Краса Мемфиса» легонько стукнулась о стену, Мэри оказалась не более чем в двадцати футах от стоящего на стене мужчины.

Позади него, на некотором расстоянии, Мэри разглядела плантаторский особняк, напоминавший тот, который она видела раньше – белый, с колоннами, будто светящийся среди обильной зелени густо цветущих деревьев. В меркнущем свете дня особняк был виден нечетко, словно мираж или сон. И мужчина казался частью этого сна – волшебного, прекрасного сна. Он был в точности таким, каким и следовало быть человеку, живущему в таком доме.

Он был в костюме для верховой езды. Камзол черного полотна обтягивал широкие плечи и тонкую талию и широко расходился над белыми суконными галифе с шелковистой отделкой. Широкий шарф был ослепительно бел, а высокие черные сапоги начищены до блеска. Столь же черны были густые вьющиеся волосы и глаза мужчины. Взгляд его встретился с взглядом Мэри, и полные, четко очерченные губы разошлись в улыбке, столь же белоснежной, как и шарф. Приветствуя ее, он дотронулся до лба хлыстом, а затем поклонился. Мэри не ответила на поклон – она стояла как завороженная.

Стали опускать трап. Скрип тросов вернул ее к действительности, и она даже вздрогнула. «Что-то я засмотрелась, – подумала она. – Это неприлично, надо отвести взгляд». Но это было свыше ее сил.

Мужчина отвернулся и посмотрел, как сходни, опустившись, коснулись травы возле его ног. Движение еще не закончилось, а он уже вспрыгнул на сходни и сбежал по ним на нижнюю палубу, расположенную под той, где стояла Мэри.

С его исчезновением исчезло и овладевшее ею наваждение. Внезапно она снова стала сознавать окружающее. Ветер, поднимавший пряди волос с ее лба, сильнейший аромат цветов, травы, раздавленной сходнями, воды, бьющейся о корпус парохода. Она услышала голос миссис Джексон и повернулась с виноватым видом, готовая просить прощения за свое неприличное поведение. Но она была одна на палубе, а голоса тут же заглушило ржание лошадей и людские крики. Мэри подбежала к двери, ведущей с палубы в ее каюту, убегая от чрезмерного, пугающего прилива чувств.

Голос миссис Джексон доносился с нижней палубы. Она бранилась с капитаном, требуя, чтобы судно немедленно отшвартовалось и продолжило путь на Новый Орлеан.

Новый пассажир, успевший добраться до палубы, рассмеялся:

– Долго мы не задержимся, Роза. Я только прослежу, чтобы мои люди погрузили двух лошадей, и мы тронемся дальше.

Роза Джексон, отвернувшись от капитана, посмотрела на нового пассажира.

– Добрый вам день, мистер Сен-Бревэн. – Зубы ее были сжаты от гнева, а слова резки. – Я на этом судне полноправная гражданка, как и все прочие дамы, так что будьте любезны обращаться ко мне «миссис Джексон». – Она гневно посмотрела на капитана: – Если к обещанному часу я не буду в Новом Орлеане, сэр, то ваши премиальные отменяются. – Оттолкнув Сен-Бревэна, она гордо направилась к лестнице.

Когда она вошла в каюту, ни от гордости, ни от гнева не осталось и следа.

– Дитя мое, – воскликнула она, – почему ты так, сжавшись, сидишь в тени? Снова простудилась? – Она села рядом с Мэри и обняла девушку за плечи. – Ну же, ну, обопрись на мисс Розу, – прошептала она. – Я о тебе позабочусь. Скажи мне, что с тобой.

Мэри с благодарностью расслабилась в уютных объятиях миссис Джексон:

– Все в порядке, мисс Роза. Просто я внезапно как-то чудно себя почувствовала.

Мисс Джексон погладила ей лоб:

– Это от жары, милая. Ты к ней не привыкла. Все, пока не привыкнут, чувствуют себя не в своей тарелке. Слава Богу, лихорадки у тебя нет. Сейчас я намочу полотенце холодной водой и протру тебе лоб. А потом мы пойдем и совсем легонько поужинаем.

– Нет, нет, я не могу. – Мэри решила, что скорее умрет, чем вновь увидит прекрасного мужчину с плантации. Должно быть, он счел ее величайшей дурой на свете.

Миссис Джексон рассмеялась и крепче прижала ее к себе.