Не зная, зачем, он всё же отправил герольда навстречу вражеской армии. По древней традиции, с посланием, глупо вопрошающим, «… кто вы и с какими целями во главе столь многочисленного войска вы тревожите покой мирных жителей Корнваллиса? И ежели нет у вас иных намерений, кроме дружеских, то властью, данной нам богами, повелеваем разойтись, во избежание ущерба, каковой может быть нанесён полям и селениям…». В ответ получил то письмо, которое в десятый раз перечитывал, сидя у себя в шатре.
Выиграть битву в открытом поле шансов не было. Калдикот встал на пути королевской армии, как обещание единственной возможности противостоять напору вражеской конницы. Сотня беспорядочно лепившихся друг к другу строений: домов, складов и хлевов, с кривыми улочками, круто поднимавшимися в гору, к центру селения, на котором высился собор – здесь, подумал Роберт, атака рыцарей непременно захлебнётся. Надо будет только устроить баррикады – и не по одной, а по десятку в каждом проходе, даже если – король решительно поднялся с кресла, - даже если придётся по кирпичику разобрать эту чёртову церковь и половину хижин впридачу. У него целых пятьсот лучников, да ещё у трети наёмников есть арбалеты, и все они очень сильно пригодятся. Своих рыцарей во главе с Галахадом он разместит в ближайшем леске за пригорком, а когда вражеская конница увязнет в баррикадах под тучей стрел, тогда принц всей нерастраченной мощью ударит им в тыл. А против восьмисот рыцарей никакая пехота не устоит.
Возбуждённо дыша, Роберт кивнул самому себе. Так и сделаем. Прекрасный план. Твёрдой походкой он вышел из шатра, отогнав от себя мелькнувшее вновь воспоминание о падающем карбункуле.
Бланка лежала в постели, с гримаской на лице отхлёбывая из серебряного бокала какую-то горькую микстуру, которую ей принёс Гленкиддин. Старичок стоял рядом, внимательно наблюдая за ней через свои странные стёклышки и, по всей видимости, не собирался уходить, не убедившись, что она допила эту гадость до конца.
В дверях топтались горничные, теребя передники и всем своим видом выражая решительную готовность по первому приказу госпожи куда-нибудь ринуться и что-нибудь принести.
Агнес и Глэнис ходили павлинами. Ещё бы, всего несколько месяцев назад их отрядили прислуживать какой-то неизвестной девушке из провинции, которая, правда, сразу пришлась им по душе - такая добрая и красивая, и вот сейчас - ясное дело, только благодаря своим преданности и старательности, они уже в горничных у самой виконтессы Арвэль, супруги наследника престола.
Ничего особенного Бланке не хотелось. За исключением, пожалуй, того, чтобы её оставили в покое и дали немножко полежать в тишине и одиночестве. Талия уже заметно округлилась, но это не доставляло ей особенных неудобств, как и незнакомые доселе мышечные сокращения внизу живота.
- Ничего страшного, - улыбаясь, пояснил лекарь, - ваше тело всего лишь пробует свои силы перед будущими родами.
Неприятными были только всё чаще повторяющиеся головные боли и быстро наступающая усталость, но в ответ на эти жалобы её горничные только махали руками.
- Что вы, ваша милость, это такая ерунда, - авторитетно заявляла Агнес, хотя ни у неё, ни у Глэнис ни дети, ни мужья даже ещё и не намечались, - это у всех так, а у вас куда легче, чем у многих, всё проходит.
- Вот-вот, - поддакивала её наперсница, - вон, возьмите леди Альбрад: на таком же сроке она вообще с постели не вставала, а вы как птичка летаете…
Леди Альбрад… Бланка даже чуть поморщилась при звуке этого имени. Она видела эту даму несколько раз при дворе, а теперь, как стало известно, её муж, граф Фергус – довольно приятный мужчина лет тридцати, высокий, с вьющими каштановыми волосами, постоянно осыпавший Бланку комплиментами, - выступил против её мужа и свёкра на стороне мятежников.
Всё это у Бланки просто не укладывалось в голове. Как же так? Все они присутствовали на её венчании, когда она легко танцевала сначала с Кнутом Тэлфрином, потом с графом Виоле, шутили и пели песни; те же самые Фергус Альбрад с супругой с улыбкой преподнесли ей в подарок искусно сделанную золотую фигурку святой Ритхерн Арделльской, покровительницы молодых матерей, а теперь все они: и Винфор, и Гриффин, и Рихер Илидир – все её юные и весёлые друзья должны сойтись в битве друг с другом? Это скорее напоминало какую-то игру, вроде турнирного состязания в ловкости и искусстве владения мечом, если бы не маячившая на заднем плане мрачная фигура Рича Беркли. И случись кому-то из них сойтись в поединке, они будут сражаться до тех пор, пока кто-то не сдастся, но это – Бланка вынуждена была себе в этом признаться, - не случится никогда. Даже если не брать в расчёт эту грязную политическую возню и взаимные претензии их отцов, их глупая мальчишеская гордость никогда не позволит признать себя побеждённым.
А Эдмунд куда-то пропал. Тот обморок в день венчания быстро списали на утомление и переживания от счастья, но слова Гриффина Морта, словно выжженные раскалённым железом, болью пульсировали в голове Бланки.