— Ты был такой юный. А я… я никогда не была юной…
— Когда же я приехал из Копенгагена… ты видела только русского. Я тогда понял, что я сын Иакова. Русский все поставил на свои места, назвав нас мачехой и пасынком. Помнишь?
— Да.
— Ты видела только русского?
— Я видела только его, — ответила Дина и схватила его руку…
Солнце склонялось к шхерам и посылало им снопы лучей.
— Он умер страшной смертью?
Она отвернулась, и он перестал спрашивать.
И вдруг услыхал ее голос:
— Это я убила его.
Конечно, он ослышался.
— Тебе холодно? — спросил он.
— Из охотничьего ружья…
Юхан сел, его охватило странное чувство. Удары сердца он ощущал на губах. Ему было холодно. Ее лицо в волчьей шубе. От холода его стало трясти.
— Ты? — выдохнул он.
— Да, — просто ответила она.
Он сидел и, приставив к глазам ладонь, смотрел вдаль.
— Ты понял, что я сказала?
— Да, — хрипло ответил он. И спросил: — Почему?
— Я думала, что это единственный способ… удержать его навсегда…
Юхан снова лег рядом с ней.
— Ты ничего не скажешь мне? Даже пастор ничего не скажет? — В ее голосе послышались нотки старого презрения.
— Ничего, кроме того, что я храню обет молчания.
— Ты не осуждаешь меня?
Он повернулся к ней.
— Нет, — твердо сказал он. — Мне не за что осуждать тебя. Но я хотел бы, чтобы твоя душа обрела покой. И примирилась с Господом.
— А твоя душа обрела покой? Ты примирился с Господом?
— Да. В тот день, когда я перестал быть лживым и трусливым пастором, я обрел покой.
— Кто она была? — быстро спросила Дина.
— Индианка. Она переходила от одного белого мужчины к другому. Чтобы выжить. Я не знал более чистого существа… И я был слишком труслив, чтобы сказать кому-нибудь, что она принадлежит мне.
— Что с ней случилось?..
— Однажды в трактире, где она служила, все перепились. Их было семеро… Обычные мужики. У них были семьи и… Если б я сказал им, что она моя, они бы ее не тронули. Из уважения к пастору… Она защищалась…
— И что?
— Я нашел ее потом…
— Поэтому ты перестал быть пастором?
— Да. Я не мог простить их. Ни сам, ни от имени Бога.
— Тогда ты не сможешь простить и меня?
Он задумался.
— Как ни странно, но простить тебя я могу. И сам, и от имени Бога. Если ты попросишь меня об этом.
— Но если бы я была одним из тех мужчин?
— Ты не могла бы…
— Но если б это был не Лео, а твой отец? Что тогда? Смог бы ты тогда простить меня?
Он не шелохнулся.
— Мне не нравится этот разговор. Но я смог бы простить тебя. Потому что ты — это ты.
Глава 18
Приближался Иванов день. Приехали служанки. Они должны были протопить печи, нагреть воды, постелить белье и приготовить еду.
— Мне бы хотелось, чтобы они опоздали, — со вздохом сказал Юхан и «съел» Дининого коня, стоявшего на черном поле.
— Люблю коней, — сказала она с таким видом, словно обдумывала следующий ход. — Пусть приезжают, а мы с тобой сбежим в Страндстедет, — прибавила она.
— Ты это серьезно?
— Да.
— Тогда так и сделаем. Встретим их, отпразднуем Иванов день и вернемся в Страндстедет. Только мы с тобой.
— Хочешь убить сразу двух зайцев? — засмеялась она.
В гостиную вошла служанка. Он сделал вид, что поглощен игрой, а потом шепнул Дине:
— Я приду к тебе, когда они заснут!
— Ты плохой шахматист, — ответила она и взяла его ферзя.
Они прибыли на трех лодках. От Ханны осталась половина. Но она несколько раз улыбнулась по пути к дому. Вилфред Олаисен тоже был не тот, что в дни своего величия. Мальчики вели себя тихо и послушно. Старший ни на кого не смотрел и говорил, только если к нему обращались. Он поглядывал по сторонам, словно думал, что кто-то наблюдает за ним.
Олаисен позволил Юхану уговорить себя. Отказать Юхану, не рассказав ему всей истории, было невозможно. А рассказывать Олаисен не хотел.
Ханна считала, что на самом деле Олаисен рад поездке. Он уже слишком давно чувствовал себя отверженным. Она и сама радовалась случаю вырваться из дома. Оказаться в море. Увидеть небо. Больше ей ничего не было нужно.
В тот день Олаисен был добрым и терпеливым отцом. Он показывал детям островки, селения, говорил, как они называются. Заботился, чтобы им не было холодно. А как Ханна, ей не холодно?
Ему не нужно было разговаривать с Вениамином. Грёнэльвы плыли на другой лодке. Они поставили паруса и шли наперегонки. Выиграла третья лодка, в которой плыли Карна и Педер. Две другие подошли к берегу одновременно.
Вениамин пропустил лодку Олаисена к причалу первой.
Бесчисленное множество коробов, ящиков, корзин и бочонков, в которых было все необходимое на четыре дня, следовало перенести на берег. Но и народу было немало. Шестеро Олаисенов, трое — семья Вениамина, Педер, Биргит, служанки из трех домов и парень с верфи. Плюс те, кто раньше приехал в Рейнснес, — Юхан, Дина и ее две служанки.
Всем требовалась пища. Сладкие булочки и сливки из-за жары следовало поскорее убрать в погреб. А также молоко и пиво. Бутылки с белым вином.
Юхан и Дина вместе встречали прибывших, словно давно привыкли к этому. Вениамин нахмурился. Но ему было сейчас не до них. Нужно было все убрать на свои места.