Наследство Карны

— Мне неприятно говорить об этом сейчас. Я не хочу плохо говорить о покойнице, — строго сказал он.

Но она пропустила его слова мимо ушей.

— Из-за этого я потеряла голову. Забыла погасить лампу на чердаке. И к тому же напугала Карну.

У Олаисена забегали глаза. Однако она не обратила на это внимания. Она виновата, что лампа опрокинулась и Дина с Ханной погибли. Вот как велика бывает сила слов! Понимает ли он хоть отчасти, какой виноватой она себя чувствует? Понимает ли, что с этим чувством вины ей придется жить всю жизнь?

Олаисен хотел что-то сказать. Но не мог найти слов.

Много дней она ненавидела его за то, что он сказал ей. Ненавидела так сильно, что не могла даже оплакать погибших. Способен ли он понять это?

Он опять хотел заговорить. Но не мог даже дышать.

— Я понимаю, с моей стороны жестоко говорить сейчас об этом, прошло еще слишком мало времени. Тем более что мной движет не сострадание, а ненависть и месть. Тут уж ничего не поделаешь. Но уверяю тебя, никто никогда не относился к тебе так же серьезно, как я. Ты, конечно, знаешь, что меня нашли далеко в море, а не на чердаке. И сегодня я рада, что это так.

Она опять вспомнила про лампу. Они погибли именно из-за этой лампы, и Дина, и Ханна.

— Хотя погибнуть должна была я, — продолжала Анна. — Для этого я и оказалась в море! Эта лампа!.. Она спасла меня, убитую твоими словами. Когда я увидала пожар, я поняла, что наделала. Ты понимаешь, что я сейчас чувствую? Ты когда-нибудь чувствовал вину за свои поступки, Вилфред?

Он смог только кивнуть. Хотел прикоснуться к Анне, но лишь слегка шевельнул рукой.

Анна помолчала. Она сидела на краешке стула, строго выпрямившись, как на допросе. Потом заговорила снова:

— У меня к тебе еще одно дело, Вилфред. Оно касается младшего мальчика, который, по твоим словам, сын Вениамина. Мне невыносима мысль, что ты, может быть, ненавидишь его за то, в чем он не виноват. Поэтому я хочу забрать малыша к нам, чтобы он вырос в нашем доме.

Тут уже он больше не мог молчать. Она не оставила ему выбора.

Олаисен разрыдался, и Анна, к своему удивлению, обняла его. Она провела с ним почти весь день. Ненависть исчезла, когда они разделили друг с другом и вину, и отчаяние. Мальчик остался дома. Олаисен вымолил себе отцовство.

Перед уходом Анна послала за Юханом.

— Нам обоим нужен сейчас пастор, но ему в первую очередь, — сказала она.

Эпилог

Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях.

Евангелие от Матфея, 10:27

Карна ждала знака от Юхана.

Она чувствовала на себе глаза Девы Марии и святой Анны, глядевшие на нее из-за алтаря. Слышала шуршание их одежд. Святая Анна держала в руках раскрытую книгу. Совсем как Юхан.

Он говорил, стоя у гроба.

Карна попыталась понять, какое место текста он читает, но не смогла. Он сказал ей, чтобы она не боялась. Если она не сможет, он сам скажет за нее то, что должна сказать она.

Если же у нее случится припадок, папа унесет ее в ризницу. Они даже постелили там на полу одеяло. Значит, они ждали, что припадок все-таки случится.

Сложенный листок стал влажным от ее рук. Она разгладила его на коленях, надеясь, что он быстро высохнет.

Потом прикрыла глаза, чтобы из-за яркого света, бившего в высокие окна, у нее не начался припадок. У черного платья были слишком длинные рукава, но она была рада этому. Даже она сама не видела, как у нее дрожат руки.

Юхан подал знак.

Карна встала и медленно подошла к нему.

Он кивнул ей и осторожно подвел к гробу. Она знала, что теперь он стоит у нее за спиной.

Святая Анна вышла из-за алтаря и встала рядом с Карной. Лицо ее было скрыто белым покрывалом.

Карна почувствовала, как святая Анна взяла листок у нее из рук, но не смела поднять глаза. И сразу же услыхала ее голос под высокими сводами церкви:

«Мертвым не дано говорить. По желанию моей бабушки я получила в наследство все, что принадлежало ей. В том числе и ее признание.

Для меня это слишком тяжелая ноша. Поэтому я прошу понять то, что я должна сказать вам.

Здесь, перед гробом моей бабушки, я прошу у Бога и у людей милости и прощения за оставленное мне наследство.

Ибо я, Карна Грёнэльв, от имени покойницы должна сообщить вам следующее:

«Я, Дина Грёнэльв Бернхофт, урожденная Холм, в ноябре 1844 года повезла через горы к врачу Иакова Грёнэльва. Я собственноручно столкнула сани с ним в пропасть, что привело к его смерти.

В октябре 1857 года на вересковой пустоши южнее Рейнснеса я из охотничьего ружья застрелила русского, Лео Жуковского.

Я признаю свою вину.

И все-таки прошу простить мои останки.

И похоронить их в море»».

Святая Анна отдала Карне листок и вернулась на свое место.

Теперь была очередь органа. И пения псалмов. Но этого не произошло. Стояла оглушительная тишина. Впрочем, это не имело значения, потому что припадка у нее не случилось. Она по-прежнему стояла на ногах. И все написанное на листке было сказано.