Наследство Карны

— Но, наверное, у вас много времени занимает хозяйство? Такой большой дом… — снова сказала жена пробста.

Анна покраснела, ей стало неловко.

— Хозяйство идет само собой, у нас хорошие слуги, — быстро сказал Вениамин.

Он впервые услышал, что Анна хотела бы преподавать. И подозревал, что сама она тоже не знала об этом. Однако видеть ее смущение было ему неприятно.

Пробст, полагавший, что венчал беременную невесту, вдруг загорелся:

— Если вы и в самом деле хотите нас облагодетельствовать, думаю, ваш датский не будет служить препятствием. Наш предыдущий учитель был финн норвежского происхождения, он плохо говорил и писал по-норвежски. А ваш датский, фру Грёнэльв, безупречен. И речь идет всего о нескольких неделях перед Рождеством. Наверное, вы смогли бы втолковать детям самое важное из норвежского катехизиса. А счётами пользуются одинаково на всех языках, — с улыбкой заключил он.

К удивлению Вениамина, Анна ответила, что это в ее силах и если только пробст возьмет на себя смелость рекомендовать ее…

— Слава Богу! — вздохнула жена пробста.

Пробст обещал поговорить в школьном комитете. Выбора все равно нет. А какой выбор у несчастных сирот, попавших на воспитание К людям, которые взяли их, движимые не христианским долгом, а желанием приобрести дешевую рабочую силу?

— Но вам придется нелегко! — предупредил он Анну.

— Это меня не пугает! — весело ответила она.

— Когда можно собрать у нас в церкви это заблудшее стадо?

— Когда вам будет удобно.

— Вы доставили мне огромную радость. А вы, доктор? Не возражаете?

У Вениамина не было времени подумать, есть ли у него возражения. Он с улыбкой отрицательно покачал головой.

— Прекрасно! Я извещу школьный комитет. Объясню все обстоятельства. Что я еще хотел сказать? Да! Вы когда-нибудь давали уроки?

— Только уроки музыки.

— Уроки музыки! Правильно, ведь вы очень музыкальны! Но в вашем распоряжении всегда есть псалмодия{Своеобразный способ пения псалмов в форме мелодичной декламации.}.

— Сколько детей будет у меня заниматься? — спросила Анна.

— Пятеро. От десяти до пятнадцати лет. Четверо мальчиков и одна девочка.

— Так, может, нам лучше устроить школу в Рейнснесе? Места у нас много. Есть пианино. Мальчики могли бы спать с работниками, а девочка — со служанками в большом доме.

— Это очень великодушно с вашей стороны. Но посоветуйтесь сначала с мужем. Ведь я даже не знаю, может, кто-нибудь из детей болен паршой или у них вши.

— Уж с этим-то мы справимся, — не совсем уверенно сказал Вениамин — на сегодня этого было слишком много.

Но если Анна готова спасать непросвещенных в Нурланде, то и он тоже готов. Еще до их ухода Анна уже перешла с пробстом на «ты». Вениамин обратил внимание, что пробст сказал: «До свидания, милая Анна», как будто говорил это тысячу раз.

Вскоре их известили о том, что занятия обязательной школы в Рейнснесе будут проходить в течение двух недель в начале ноября. Пятерых учеников следует обеспечить жильем, все необходимое они должны привезти с собой. Пища должна быть простая и сытная.

Фру Анне Грёнэльв, по доброте душевной взявшей на себя эту обязанность, положено вознаграждение в размере двух талеров в неделю.

Пробст лично будет следить, чтобы обучение шло в соответствии с норвежским законом. Он уже имел возможность убедиться, что язык фру Грёнэльв будет понятен ученикам и что она обладает солидными знаниями в требуемых дисциплинах.

Анна прибежала, радостно размахивая письмом, и с торжеством бросила его на стол перед Вениамином и Андерсом.

Вениамин прочитал письмо вслух.

— Неплохо. Но доктор ведь еще не знает, что за дети приедут к нему в усадьбу, — заметил Андерс.

— Двоих я уже заставил основательно вымыться, чтобы избавиться от вшей. — Вениамин насмешливо взглянул на Анну.

— Тогда главное, чтобы мы не разорились на их питании, — снова сказал Андерс.

— Но ведь они привезут еду с собой, — возразила Анна.

— Я знаю Бергльот, она не допустит, чтобы каждый из них ел свой заплесневелый хлеб, — сказал Андерс.

— Но мне заплатят четыре талера и еще деньги на продукты. Да и пробудут они здесь всего две недели!

— Конечно, конечно. — Андерс больше не возражал. Он считал Анну единственным безупречным человеком в Рейнснесе и из одного уважения соглашался почти со всем, что она говорила.

Сара помогла Анне наладить школу для четырех чужих мальчиков, которые спали вместе с работниками, и девочки по имени Матильда, которая всегда молчала, не поднимая глаз, и только делала реверанс. Чулки у нее были такие рваные, что Стине тут же связала ей новые.

Это была обязательная школа. Карне разрешили посещать занятия при условии, что она будет сидеть тихо. Занятия проходили в людской. Под гудение печки Анна спрашивала уроки у этих чужих детей, рассказывала им что-нибудь, пела или читала вслух.

Она говорила так медленно и внятно, что можно было бы заснуть, но неожиданно что-то менялось, и дети боялись пропустить хотя бы слово из ее рассказа.

Карна слушала, как Анна и Сара готовились к очередным занятиям. Анна училась правильно произносить норвежские слова, встречавшиеся в учебнике.

— Ты очень способная! — похвалила ее Сара.