Наследство Карны

— Это видно по Карне. Чрезвычайно интересно! Чрезвычайно! Эти разные глаза, карий и голубой! Один мой английский коллега написал труд по евгенике, наделавший много шума. В нем он определяет евгенику как науку, изучающую биологические и социальные факторы, способные улучшать или ухудшать физические и духовные свойства будущих поколений. Позитивная евгеника призвана способствовать появлению желаемых свойств, а негативная — противодействовать появлению нежелательных. Таких, как наследственные болезни и дефекты.

При слове «дефекты» он поднял за подбородок лицо Карны и посмотрел в ее глаза.

Анна схватила кофейник, чтобы налить отцу кофе. Но он даже не заметил этого.

Карна сняла с подбородка руку профессора и спросила:

— А что такое «дефекты»?

— Серьезные недостатки, например у людей, — мягко ответил профессор и все-таки принялся за кофе.

Карну охватило странное чувство. Ей захотелось убежать. Хотя бы на крыльцо. Но она не успела. Потолок с полом поменялись местами, стены рухнули. Громко зазвучала музыка моря. И все увлекла с собой. Все куда-то понеслось — мебель, окна, лица, горшки с цветами, узор на обоях, сигары, табачный дым.

Когда она очнулась, над ней склонились папа и отец Анны. Ему здесь не место! Ей нужен только папа! Но произнести это она еще не могла. Лишь выплюнула деревянную палочку и закрыла глаза.

Они разговаривали о ней. Профессор подробно расспрашивал папу. Как часто бывают припадки? Сильные ли? Когда это началось?

— И так всегда? Без всякого предупреждения? С пеной, судорогами и открытыми глазами? — спрашивал профессор.

Карна не слышала, что отвечал папа. Пока она пила из стакана, который Анна держала у ее губ, профессорша сказала:

— Я же видела, что ребенок устал. Девочке уже давно полагалось быть в постели!

Карне захотелось, чтобы профессорши тоже тут не было. Желание это было такое сильное, что она почувствовала приближение нового припадка.

Чтобы предупредить его, она начала читать про себя «Отче наш», как ее учила Стине. Взрослые ничего не сказали, но она чувствовала, что описалась.

Кто-то прикрыл ее пледом. Конечно, Анна.

— Вы должны привезти ее в Копенгаген, — услыхала она.

— Может быть. Я надеялся, что Карна перерастет болезнь.

Профессор наклонился к ней еще ниже и отрицательно покачал головой. У него были большие ноздри. Из них торчали длинные волоски. Карна не успела отвернуться, как они прикоснулись к ее лицу. Ей стало трудно дышать.

— Эпилепсия означает, что была повреждена голова. Может быть, во время родов, — услыхала она, хватая воздух сквозь эти жесткие черные волоски.

Наконец папа поднял Карну и отнес к ней в комнату. Там он уложил ее на кровать и сменил ей панталоны.

— Не обращай на него внимания, — сказал он. — Профессора все такие. Они не имеют в виду ничего плохого.

После того случая Карна старалась не оставаться в одной комнате с гостями, чтобы они не напоминали ей о ее ущербности. И чтобы бедный папа не расстраивался, если у нее снова случится припадок. Но избегать гостей было трудно, потому что Анна все время водила ее за собой. Словно не могла обойтись без ее присутствия.

К счастью, до отъезда гостей у нее больше не было ни одного припадка. Однако из слов профессора она поняла, что у нее повреждена голова, хотя раньше никто не говорил ей об этом. Из-за припадков она стала «дефектом». Странное слово!

Папа мог бы увезти ее в Копенгаген и там избавиться от нее. Но Карна знала, что он никогда этого не сделает.

Иногда она уходила в беседку и вспоминала, что профессор говорил про их с Фомой глаза. Что она с ним в родстве. Это ее не пугало, потому что Фома был добрый.

Однако лучше бы она была похожа на папу. Пусть временами он ужасно сердится, ей все равно не хотелось быть похожей ни на кого, кроме него.

У папы глаза были одинакового цвета. Правда, в море они были зеленые, а вечером, на берегу, — серые. Но они изменяли цвет одновременно.

После отъезда профессора и его жены, когда Анна уже перестала водить ее за собой, Карна смогла пойти к Фоме и посмотреть на его глаза. Она давно знала, какие они, и никогда не думала, что это некрасиво. Теперь они стали некрасивыми. Потому что профессор сказал, что это «дефект».

Смотрясь в зеркало, Карна видела глаза Фомы. Она с силой моргала, чтобы они изменили цвет. Чтобы она стала похожей на папу. Но это не помогало.

Однажды она пришла в пакгауз Андреаса, где Фома упаковывал ящики и сундуки. Подождав, пока он распрямится и плюнет на оселок, чтобы наточить нож, она спросила:

— Фома, ты знаешь, почему только у нас с тобой такие глаза?

Фома перестал точить, нож застыл в воздухе. Словно его держал воздух, а не Фома.

— Профессор сказал, что мы с тобой в родстве. Это правда?

— Спроси у своего папы.

— Его нет дома.

Он отложил оселок и вытер с лица пот.

— Давай сядем, — предложил он и сел на сундук, широко расставив ноги. Борода и рыжие волосы были растрепаны.

Карна села рядом с ним и ждала.

— Будет правильно, если Вениамин расскажет тебе, кто тут в Рейнснесе с кем в родстве. Я так считаю.

Карна сочла это разумным.

— Так и сказать ему, да?