Бирри кивнула ей, а Видар задержался возле девушки. Катарина только сейчас заметила, как он возмужал. С тех пор, как дар начал проявляться, время для него будто ускорилось. Выглядел он лет на двадцать, а не двенадцать, высокий, стройный как его отец, волосы отросли по плечи и пополнились сединой. «Вот почему у Муна были серебристые волосы», – догадалась она.
– Мне снятся сны. Ты. Золото. Белые крапинки. Искры. Круг. Твои слова размазаны. Каждый раз как я приближаюсь к разгадке, то просыпаюсь. Иногда мне снится мужчина: высокий, седой, длинная коса блестит в свете луны. Он улыбается. – Катарина разрыдалась, прижимая парня к себе, и вспомнила об обещании данном другу на смертном одре: приглядывать за ним.
Память прорывалась сквозь заклинание. Воспоминания об отце оказались слишком сильны, чтобы быть погребенными заживо. Она поцеловала парня в лоб.
– Скоро я расскажу тебе. Обещаю. Но не сейчас. Сначала научись себя контролировать, – он нахмурился и кивнул.
К ней подошел Ангус:
– День слез, – обнял он ее за плечи, девушка рассмеялась. – Я припас для тебя отвар, – передал он фляжку. – Береги себя, колдунья. И малыша тоже, – и шепнул ей на ухо: – И спасибо, что хранишь мою тайну.
Марта не стала сыпать сантиментами, помахав ей на прощание рукой. Она не одобряла предательства Мартина, но и не попрекала. Арок поплелся за ней, повесив рыжую голову и спотыкаясь на ходу. Индра вновь болезненно прощалась с Ленцем.
Регина с сыном на руках поравнялась с Катариной:
– Привет, сладкий, – взяла девушка малыша, устраивая его у себя.
Ромео бубнил слога, а потом отчетливо так произнес: «Кэт». Подруги весело переглянулись.
– Скоро увидимся, – поцеловала она его в пухлую щечку, и он рассмеялся.
– Надеюсь. В последний раз ты пропала надолго, избегая моего мужа, – хмурилась Регина. – Мы скучали. – Катарина виновато улыбнулась, а потом обняла подругу.
– Ты уж позаботься о своих мальчиках. И не дави на Риза. Они этого не любят. – Регина вытирала слезы, размазывая их по щекам.
– А ты будь осторожна. И оставайся на связи. Крысиную почту еще никто не отменял! – они заливисто расхохотались.
Ленц и волки были готовы к переходу, выпив отвар по рецепту Аластера. Катарине не терпелось скорей оказаться дома. Картинка вздрогнула, лица Регины и малыша Ромео размылись.
– Священный конь, – лепетала Фира, падая на колени перед Грандом, ржавшем на заднем дворе. Крайд таращил глаза.
– Вот так новости! Волки спятили после перехода! – удивлялся Ленц, успокаивая быстро бьющееся сердце. Катарина исцелила его, щелкнув пальцами.
– Что вы творите? – смеялась девушка, поглаживая по морде своего скучавшего питомца.
– Белогривый! Конь жрицы! – голосила Фира.
– Сплошные легенды! Будьте как дома! – бросила им девушка, поглядывая на Ленца, как бы намекая, кто должен о них позаботиться.
Дом скинул с себя бремя, плечи Катарины налились свинцом, но она не отказала себе в удовольствии прокатиться верхом. Дождь и холодный пронзительный ветер были не очень подходящими для конной прогулки, но ее это не страшило. Девушка соединилась с Грандом золотой энергией и скакала, промокая под проливным дождем. Ее волосы липли к лицу, глаза полыхали огнем. Ее истинная энергия согревала кровь, не давая продрогнуть.
Конь встал на дыбы у обрыва и затряс копытами в воздухе. Она подняла глаза на хмурые тучи, нависшие у нее над головой. Долина пела, и дом вместе с ней. «Я дома! Я жива! Я стану матерью! Что может быть лучше?»
Колдунья стала на порядок сильнее, выносливее. Она не ожидала от других ответных чувств, и они сами наградили ее сполна. Она позволила им быть теми, кто они есть, принимая их со всеми недостатками. И, наконец, она полностью и целиком смогла принять себя. Счастье окутывало и накрывало, погружая в момент забвения. Наверное, так чувствует себя человек, находящийся под гипнозом. Для нее им служила долина и родной дом. Она наслаждалась, понимая, что впереди у нее еще уйма дел. Но сказочное сейчас не желало ее отпускать, давая возможность по-настоящему отдохнуть…