Наследство колдуньи

Жак нетерпеливо махнул рукой, приказывая ему замолчать.

— Продолжай! — сказал он дочери.

Филиппина улыбалась так безмятежно, что он уже совершенно успокоился.

— Сегодня я решила пустить лошадь галопом и, невзирая на протесты сира де Монтуазона, села на лошадь, как он.

Жак де Сассенаж удивился:

— По-мужски? В юбке?

Филиппина понурила голову.

— Именно так. Глупая, я не знала, чем это может закончиться, и поняла свою ошибку, только когда ударила лошадь в бока. Но было уже слишком поздно. Мне было так неудобно, что я не смотрела вперед, а потому не заметила низкой ветки перед собой. Она ударила меня в грудь, и я упала, зацепившись каблуком за стремя. Если бы мессира де Монтуазона не было рядом и он не остановил бы мою лошадь, не высвободил меня и не уложил под буком, чтобы я пришла в себя, думаю, я могла бы погибнуть.

Филибер де Монтуазон торжествовал. Версия событий, изложенная Филиппиной, представляла его в еще более выгодном свете. Вероятно, девица все-таки смирилась с участью, которую он ей уготовил. Кровотечение остановилось, и если бы не неприятное покалывание в ногах, он чувствовал бы себя абсолютно довольным.

— Так значит, вот как все было? — запинаясь, проговорил барон с вопросительной интонацией.

Филиппина снова опустила глаза, как если бы опасалась укоров.

— Увы, да! Я хотела сразу рассказать вам все, но шевалье не согласился под тем предлогом, что я буду опозорена, если все узнают, что я езжу верхом не так, как положено даме моего ранга. В знак признательности я преподнесла ему свою брошь, ваш подарок. Он проводил меня в замок, но одежда моя была так измята, а волосы так растрепались, что все смотрели на нас озадаченно. И шевалье решил взять всю ответственность за мой каприз на себя.

Жак де Сассенаж кивнул головой и вперил полный ярости взгляд в Филибера де Монтуазона. Тот нахмурился, услышав этот рассказ, столь непохожий на его собственный.

— Шевалье обесчестил тебя?

Филиппина прижала руки к сердцу, как если бы одна мысль об этом ужасала ее.

— Боже праведный, отец, разве вы настолько не уважаете шевалье, чтобы допустить подобные подозрения?

— Признаться, я не смогу ответить на этот вопрос однозначно!

Тон его был ледяным. Филибер де Монтуазон вскочил на ноги. Глаза его полыхали злостью.

— Она лжет, чтобы пощадить вас! Это глупо, Елена! Я уже сказал вам, вы будете моей. Я так решил!

Филиппина с сокрушенным видом покачала головой, но спокойно выдержала его взгляд.

— Вы не раз говорили мне об этом, мессир, и я обещала вам подумать, тем более что случившееся сегодня так много говорит о вашей порядочности и прекрасных манерах, но ложью вы ничего не добьетесь. Сама я лгать категорически отказываюсь.

Она повернула к отцу свое ясное личико и с невинной улыбкой продолжала:

— Неловкое падение с лошади вряд ли можно считать серьезным ударом по репутации, отец. И если вы соблаговолите меня простить, обещаю, что впредь буду осмотрительнее.

Жак де Сассенаж заботливо обнял дочь за плечи. Шевалье понял, что возражать бессмысленно.

— Забудем об этом! А пока возвращайся к своим придворным, — посоветовал он, провожая Филиппину к двери.

— Вы присоединитесь к нам, Филибер? — спросила девушка, оглядываясь.

— Боюсь, это невозможно. Шевалье как раз намеревался покинуть замок, и я хочу проводить его, чтобы извиниться за свое поведение, — вместо де Монтуазона ответил ей Жак и открыл дверь.

— Что ж, желаю вам провести приятный вечер, мессир! — весело бросила Филиппина и выскользнула в коридор.

Подлец получил по заслугам!

Как только дверь закрылась, бледный от ярости Жак де Сассенаж подошел к Филиберу де Монтуазону и, взявшись за рукоять своего меча, сказал:

— Еще одно слово — и я насажу вас на меч. Сам я скажу только одно: убирайтесь!

Филибер де Монтуазон, стараясь не хромать, не оглядываясь вышел из комнаты. Подумать только, чертовка Филиппина обставила его! Оставалось только надеяться, что она забеременеет.

Глава 13

— Теперь вы все знаете. Если отец узнает правду, я пропала. Если мой живот начнет расти — тоже. Но я готова на все, лишь бы не выходить за это чудовище! Вы мне поможете? — спросила Филиппина у Сидонии. Она сидела напротив мачехи на маленьком табурете. Марта только что вышла, оставив их наедине.

Сидония со своей горничной находились в уборной баронессы. Марта только закончила причесывать свою госпожу, когда в дверь постучала Филиппина и попросила выслушать ее. Теперь они обе сидели в этой элегантно декорированной комнате с зеркалами во всю стену, заключенными в роскошные рамы с изображениями русалок, пребывая одна — в отчаянии, вторая — в глубоком раздумье.

Сидония с сочувствием пожала девушке руку.

— На мое молчание ты можешь рассчитывать. Хотя я думаю, что твой отец скорее бы вытряс душу из этой скотины, чем отдал бы тебя ему в жены. Я прекрасно тебя понимаю. Если Жак узнает, что ты потеряла девственность, то он может в спешке начать искать тебе мужа. И горе тебе, если его избранник возьмет тебя в жены ради приданого! Значит, мы должны что-то предпринять. И быстро. Тебе очень больно?

Филиппина поморщилась.