Наследство последнего императора. 1-я книга (II)

Отплевавшись, он снял пенсне, вытер слезы, протёр стекла. Зазвонил телефон – требовательно и нетерпеливо.

– Свердлов! – снял он трубку.

– Яков Михайлович! Коммунистический привет!

– Благодарю, Владимир Ильич, до бесконечности спасибо!

– Послушайте, батенька! – сказал Ленин, и в голосе его Свердлов отметил озабоченность. – Я только что получил ноту от шведского посланника. Точнее говоря, не ноту, а пока просто меморандум. Шведы утверждают, что сегодня ночью в Тобольске расстреляна вся царская семья. Как это могло произойти? – воскликнул Ленин. – Кто позволил? Кто этот преступник? Какая-нибудь коммунистическая сволочь из тамошнего начальства!..

– Не может… Не может быть, Владимир Ильич! – ошеломлённо проговорил Свердлов. – Не может никак! Яковлев только что был у меня, я подписал мандат…

– Больше ничего не подписали? – издевательски спросил Ленин. – Смертный приговор от имени германского командования себе не подписали? Или вашему другу Голощёкину? Его работа? Признавайтесь!

– Нет, Владимир Ильич, это уж точно не он! – возразил Свердлов. – У товарища Филиппа железное алиби. Он четвёртый день в Москве. Пять минут назад от меня ушёл. Сказал, с Романовыми всё в порядке.

– Значит так, Яков Михайлович! – уже спокойнее произнёс председатель Совнаркома. – Информацию уточнить. Если подтвердится – мерзавцев арестовать. Губернатора, или там председателя Уралсовета, и начальника чека, и кого там ещё – расстрелять немедленно за самоуправство. И за политический вред, который они нанесли Советской России!

– Белобородова за что? Старый партиец…

– Вот я и говорю! – перебил его Ленин. – Застарелая коммунистическая сволочь! За что Белобородова, спрашиваете, милейший Яков Михайлович? А сами не догадываетесь? Тогда поясняю специально для вас: за то, что не контролирует подведомственную ему территорию, порученную ему советской властью! За то, что позволил самоуправство и нанёс таким образом колоссальный ущерб социалистическому Отечеству в такой архитрудный момент, когда нас с вами в любую минуту могут повесить на воротах Спасской башни!

Свердлов молчал.

– Да вы слушаете меня, товарищ председатель ВЦИК, или ворон за окном считаете?! – внезапно вскипел Ленин.

– Нет, – бессильно возразил Свердлов. – Не считаю.

– Всех пересчитали? – желчно поинтересовался председатель совнаркома.

– Наверное…

– Это хорошо! – неожиданно подобрел Ленин. – Значит, у вас появилось время для выполнения своих непосредственных обязанностей. Поздравляю.

– Благодарю вас, Владимир Ильич.

– Вот что, Яков Михайлович, дорогой мой товарищ по партии и по другим несчастьям! Понимаю, дерьмо убирать за кем-либо никому не хочется. Там, в двухстах верстах от Тобольска, дислоцирован корпус красной армии, командир – Берзин. Немедленно найдите его, свяжитесь, и пусть сию же минуту скачет в Тобольск и посмотрит, что там на самом деле произошло. Если Романовы убиты, пусть расследует и арестует виновных. Если живы, в чём я почему-то стал сомневаться, пусть немедленно телеграфирует лично мне. Или, если не пробьётся на линии, мне – через вас!

– Да, Владимир Ильич, – Свердлов с трудом выталкивал из себя каждое слово.

– Всё! – сказал Ленин. – Жду! С комприветом!

Перед глазами Свердлова поплыли разноцветные круги, он зашатался, словно пьяный. С трудом открыл свою жестянку с лекарством, прожевал, не запивая, сразу три таблетки. «Чёртовы швейцарцы! – подумал он. – Тоже мне – чудо придумали! Самим надо сначала жрать, а уж потом трубить на все мир…»

Он сидел в полуобморочном оцепенении, боясь пошевелиться, чтоб не разбудить кашель.

Через полчаса ему стало лучше.

Свердлов сдержал слово, данное Шиффу: так и не представил на утверждение декрет «О самой угнетённой нации», хотя слух о почти уже готовом документе пошёл по России и перекинулся за границу. Но вместо него появился другой, сильно облегчённый – «О борьбе с антисемитизмом и еврейскими погромами». Ни о каких специальных льготах для советских евреев в этом документе речи нет. Однако он давал репрессивному аппарату советской власти большие карательные возможности, вплоть до расстрела, не только за организацию погромов, но и за одобрение их, пусть только на словах и по глупости.

Сталин, ставший во главе страны и партии, не раз подчёркивал резко отрицательное отношение Советской власти к антисемитизму. «В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью», – заявлял он в своих интервью для зарубежной еврейской прессы14.

Любопытно, что при этом Сталин нисколько не огорчался, когда его самого обвиняли если не в антисемитизме, то уж в великорусском шовинизме: он начал строить не только социалистическое, но одновременно и национальное русское государство.