Наследство последнего императора. 2-я книга

Но Государь Павел Петрович предпочёл погибнуть жестокой смертью и принять корону мученика, но никому не отдать корону царскую. Потому что и корона, и жизнь монарха не ему, смертному человеку, принадлежат. А Богу и всему русскому народу. И Государь Николай Александрович мог обратиться ко всей России за поддержкой, и люди стали бы на защиту своего Государя, раздавили бы разрушителей и подстрекателей, как клопов.

Ведь на самом деле, против царя и империи в феврале выступила, в основном, небольшая кучка негодяев – аристократов, приближенных к трону, богачей-мироедов, фабрикантов, адвокатов, генералов-изменников, включая бывшего главкома, великого князя Николая Николаевича. Ну, ещё болтливые юристы с депутатами, разные партийные проходимцы… Да и почти все великие князья Романовы бунт готовили. Им самим власти верховной захотелось. Они уже планы строили, как предать смерти Государя и Государыню.

Но это были планы кучки трусливых мерзавцев. Болтать они умели, а как до дела – в кусты!

Получилось что? Известный толстяк из Думы председатель Родзянко прислал царю несколько панических телеграмм. Поддержал Родзянку другой негодяй – начальник Генерального штаба Алексеев, самое доверенное лицо императора. Царь верил ему, как себе. Алексеев обманул всю военную верхушку, всех командующих фронтами. Представил дело так, будто император уже почти что отрёкся. Генералитету остаётся только поддержать царя в его намерении, одобрить, соблюсти простую формальность. Одобрили… Не генералы, а стадо баранов.

А потом в Ставку явились ещё два проходимца из Думы – Гучков и Шульгин. Приехали, умирая от страха. Думали, что их, с их предложениями царю отречься, немедленно арестуют и посадят в крепость. Верно думали: ведь заниматься изменением государственного строя во время войны, значит, неизбежно вести страну к военному разгрому и к внутренней катастрофе. По-другому не бывает.

Они что-то бормотали невнятно, но неожиданно Государь их выручил! Заявил, что ещё до их приезда он решил немедленно отказаться от тысячелетней державы и бросить её к ногам десятка или пусть даже сотни проходимцев и прохвостов. И прохвосты, получив империю, не знали, что с ней делать, кроме как уничтожить. Каким был «Приказ №1» Временного правительства? Приказ об уничтожении армии. Чтоб солдаты не подчинялись офицерам. Нет армии – нет государства. И тут же, прохвосты, стали хлопотать о создании «новых республик» – какой-то там Украины, Грузии, Таврии… Не дожидаясь Учредительного собрания, которое, по их же обещаниям, и должно принять новое устройство. Но всё это им позволил царь, объявив себя «бывшим». Росчерком карандаша уничтожил монархию, хранить которую клялся, не жалея своей жизни. Жизни, которая опять-таки не ему принадлежит, а России, всему народу!

Государь Николай Александрович сбросил с себя священное бремя власти так легко, словно скинул с ноги старую туфлю. И меня сбросил. И старушку Шнейдер, и Настеньку Гендрикову, из-за его отречения убитых. Но в первую очередь, навлёк беды на свою семью.

Я уже говорил: мы ещё в пермской тюрьме слышали, что Государь расстрелян, а семью большевики перевезли куда-то «в надёжное место». Никогда я в такое счастливое спасение Государыни и деток, увы, не верил. По натуре своей я человек незлобный, жестокостей за собой не замечал. Но… Бог все видит. Наверное, такую страшную плату именно Высшая Сила потребовала от того, кто нарушил договор с Нею. Он и заплатил за своё предательство.

Сколько раз я в эти дни слышал от крестьян, из самой глубины народа, что они хотят и землю от большевиков получить, и царя не потерять. России без царя никак нельзя: такая у неё особенность. «Царь во главе советской власти!» – вот такие желания сегодня у крестьян. Не у всего крестьянства, но они есть. Можете себе представить? Звучит невероятно. Но я таких видел и слышал достаточно.

– Я тоже такое слышал как раз вчера от местного бондаря, – заметил Пинчуков. – Земля ему не нужна, зверства большевиков его не коснулись. Поэтому он за советскую власть, но только чтоб с царём.

– В деревню, где жили Собакины, я пришёл быстро, отыскал старосту, назвался мещанином Ивановым, который ищет ночлег. Староста долго, недоверчиво молчал, сверлил меня взглядом. И сказал:

– Я же вижу, что у вас другое имя и происхождение. Не буду спрашивать, коли вам так надо. Куда идёте? Секрет?

– Пробираюсь в Екатеринбург. Говорят, там уже чехи?

– Говорят – и только… Никто оттуда к нам пока не был. Значит, вы не красный…

– Сам спасаюсь от них.

– Места у нас спокойные, но всяко бывает. Людишки поразболтались, страх потеряли, шалят на дорогах, да и в деревнях грабят. Позавчера на Ивановку – десять вёрст отсюда – налёт был. Вооружённые люди. За чехов себя выдавали, а командир – уж точно натуральный чехословак. Сказали, что красных ищут, даёшь обыск! Заодно пограбили деревенских. Пятерых девок испортили, а мужиков, которые за своих дочерей вступились, повесили. Лови их теперь!

– Неужто белые так могут себя вести? А, главное, чехи – европейцы цивилизованные?