– В том, что именно Керенский является перед державой и перед всеми русскими людьми преступником номер один, вы абсолютно правы. Расстрела для него мало. Да и живьём разорвать на части – несправедливое наказание. Слишком гуманное. Вот только насчёт его еврейства – чушь, сказки для дураков. Или для тех, кто свою бездарность оправдывает кознями всемирного кагала. Пархатое еврейство Керенского или того же Ленина есть увёртка для нашей кретинизированной интеллигенции и тупого офицерства. Для части офицерства, для части его, конечно! – поспешил добавить чиновник, со значением глядя в глаза Горшеневскому. – Для той, которая хоть и заблуждается, но – вполне добросовестно.
– Так-так, продолжайте, пожалуйста, – невозмутимо кивнул капитан.
– Керенский родился не так далеко от наших мест, там же, где и Ленин, – в Симбирске. По отцу он из духовенства, по матери – из потомственных дворян, хотя одна из прабабок Керенского была крепостной крестьянкой. Это точно, я специально интересовался. А вот что Керенский был масоном, – правда, но все молчат. И что всё Временное правительство было масонским – опять молчат! А почему молчат? Да потому что тайна сия ещё более страшная, и мировой кагал перед масонством просто меркнет.
– Вы так убеждены? – удивился Горшеневский.
– Абсолютно! – заверил Модестов.
– Да откуда же у вас такие сведения? Такие деликатные сведения?
–
Горшеневский встал, подошёл к окну и задумался, глядя во двор.
– И все же с волосами у вас, сударь, не то вышло-с, – подал голос Чемодуров, обращаясь к Модестову.
– У меня? С моими? – расхохотался чиновник и шлёпнул ладонью себя по лысине. – Куда уж дальше?
– Великие княжны здесь уже стрижеными были. Только шляпки надевали, когда выходили из дому, чтоб внимания лишнего не привлекать, – веско заявил Чемодуров.
Модестов только усмехнулся.
– Вам бы… Вам бы, Терентий Иванович, отдохнуть, как следует. И поспать. Чтоб не воображали себе невесть что и не сочиняли.
– Да, надо бы, – грустно согласился старик. – Уж, наверное, в Тамбовской…
Вошёл давешний унтер. Принёс тюремную миску с горячей гречневой кашей и оловянную ложку. Поискал глазами, куда бы поставить.
Модестов взял свои костыли и тяжело поднялся со стула.
– На мой стол ставь, служивый, – предложил он. – Идите сюда, Терентий Иванович, откушайте на здоровье.
Чемодуров сидел над тарелкой и все не мог приступить к еде. Плакал, роняя слезы в кашу. Горшеневский громко кашлянул.
Старик поднял на него глаза и затих. Медленно проглотил первую ложку, посидел и зачерпнул второй раз.
– Вот и хорошо, – ободряюще улыбнулся капитан. – Вот и славно.
Когда Чемодуров доел и попытался встать, комната закружилась, и он с трудом устоял.
– Благодарю покорно, – выговорил Чемодуров. – Теперь я могу к себе?
– К себе? Это куда? – спросил капитан. – Ах, да! Понял. В камеру?
– Да, в неё. Больше некуда. Соснуть бы немного…
– Проводи! – приказал Горшеневский унтеру.
Тот бережно взял старика под локоть и повёл к двери.
У порога Чемодуров остановился. Обернувшись, спросил:
– Господин капитан, а я мог бы?.. Сходить туда… в дом?
– Ипатьева?
– В его, в его…
– Боюсь, как бы вы не опоздали, – отозвался Модестов. – Не наши, так
– А мне ничего не надо, – сказал Чемодуров. – Моего там ничего нет. Мне поглядеть.
– Наверное, можно, – сказал Горшеневский. – Только следует вам завтра, никак не сегодня – теперь поздно, с утра обратиться в штаб начальника гарнизона, а там – к полковнику Жереховскому или капитану Малиновскому. При штабе составлена дознавательская группа – особая. Упомянутые господа офицеры её возглавляют. Они-то вам и нужны. Может статься, и вы им понадобитесь.
– Так я, значит-с, того… – Чемодуров стряхнул несуществующую пыль с колен. – Того-с… э-э-э, значит, как ваша милость скажет, я могу идти-с?
– Идите, идите! – энергично закивал Горшеневский.
А Модестов хмуро пожал плечами и уставился в бумаги, всем видом своим говоря старику: надоел, без тебя дел полно.
– А потом у вас есть куда идти? – спросил Горшеневский.
Но старик не ответил и даже не обернулся. Он застыл у открытого окна и смотрел поверх цветов герани, в горшках на подоконнике, на тюремный двор.
– Терентий Иванович! – позвал капитан.
Старик вздрогнул и выговорил изумлённо:
– Спасён! Спасён, слава Господу и Царице Небесной! Чудо – чудо! – и широко перекрестился.
– Знакомого увидели? – заинтересовался Горшеневский, подходя к окну.
Прискакал и Модестов на одной ноге, оставив костыль у стола.
– Ещё один воскресший? – ядовито осведомился он.
3. АЛЕКСЕЙ ВОЛКОВ, КАМЕРДИНЕР ИМПЕРАТРИЦЫ