Наследство последнего императора

– Так вот – как бы низко нас низвергла людская зависть и злоба, – мягким проникновенным тоном продолжила Ольга, – по закону Божьему, мы все равно остаемся теми, кем были. Только вот крест наш стал тяжелее… И все же, это великая милость Господа, пославшего нам испытания! Мы должны непрестанно благодарить Господа Бога за них: ведь Он отметил нас своим вниманием, а, значит, приготовил нас для какой-то Своей высшей надобности и цели. Значит, Он возложил на нас какую-то особую, великую ответственность, и в этом величайшая милость Господня и большое счастье для нас!.. И мы должны быть достойны этой милости, не обмануть Господа, не унизиться до гнева, ненависти или огорчения!

Все замолчали, глубоко переживая и осмысливая ее слова, полные надежды, утешения и даже какой-то сокровенной радости… Анастасия подошла к Ольге, обняла ее за талию и прижалась сестре лицом.

– Ты хорошая, Олька! Как спокойно с тобой. Будто ты меду на душу капнула.

– А я, между прочим, всегда хотела быть просто гражданкой Романовой! Это так интересно и оригинально! – воскликнула Мария. – Это еще лучше, чем быть великой княжной. Каждая дура может родиться великой княжной. Это простая случайность. Мы не выбирали себе родителей. И в этом нет моей заслуги. А вот пусть меня полюбят и уважают не за титулы, а за то, какая я есть! Это – совсем другое дело.

Татьяна иронично усмехнулась и покачала головой:

– Тебе, Машка, все не так, все по-твоему подавай. Ладно, будем тебя любить не за титул: заслужи только.

Николай и Александра на минутку остановились неподалеку от детей и молча смотрели на них. У всех уже отросли волосы, остриженные из-за болезни, и торчали короткими ежиками, сверкая на солнце. У Ольги и Марии – ежики рыженькие, у Татьяны – русый, у Анастасии и Алексея – темно-каштановые. До сих пор на прогулку девочки надевали шляпки, а Алексей – армейский картуз, чтоб не убивать своими лысинами, как высказалась Маша, революционного обывателя. Но даже и в таких обстоятельствах они находили повод для шуток. Когда бывший дворцовый фотограф предложил девочкам сняться на карточку по случаю выздоровления, они перед камерой надели свои головные уборы, но за секунду до вспышки магния Мария дала знак – шляпки мгновенно слетели вниз, и девушки получились на стеклянной фотопластинке с голыми, словно бильярдные шары, головами.

«Каноническая фотография членов династии Романовых! На все века!» – заявила Анастасия.

До родителей долетали их восклицания, обрывки какого-то небольшого спора. Потом неожиданно замолчали, и что-то тихо и проникновенно стала говорить самая старшая Ольга. Как же все-таки беззащитны детские души и как они сильны одновременно. Вот уже и свыклись с тем, что произошло. Прошло совсем немного, и они сумели найти свои маленькие радости и в полутюремном содержании. Конечно, если бы не отец, все давно бы пали духом и погрузились в мистически-религиозные переживания, как произошло с матерью. Он каждый раз что-нибудь выдумывал: то пилить и колоть дрова, то подметать парковую территорию, то вдруг надумал очистить парк от старых прогнивших и потому ставшими опасных деревьев.

Николай физическую работу любил, был очень силен и поэтому сам валил деревья, очищал их от сучьев, распиливал стволы, и все время с ним были дети. Огород – тоже его затея. Обер-гофмаршал Василий Долгоруков (в семье называли его за глаза почему-то Валей) сумел пронести в Александровский дворец семена, книги по огородничеству и даже какие-то новомодные заграничные минеральные удобрения.

– Самое лучшее царское дело, – заявил тогда отец, – земледелие. У русского крестьянина есть поговорка: «Пахать – значит молиться».

Дети восприняли его идею разбить грядки с восторгом.

Неописуемую радость доставляли им первые выглянувшие из-под земли листики редиски, стрелочки лука, а тут вот и капуста, и не простая, а брокколи – вроде цветная, но особая, словно покрытая темно-зеленым инеем.

– Ники, мой Ники, – прошептала Александра, – ну почему ты не отрекся еще десять лет назад… Или хотя бы год… Все было бы по-другому. А теперь – что нас ждет?..

Он нежно, слегка пожал ей руку.

– Да, если бы… Но ты же помнишь, my sunshine[25], как это было. Что можно против Воли Его? – вздохнул Николай.

Да, она прекрасно помнила ту первую его попытку зимой 1905 года после страшного 9 января.