Наследство последнего императора

Но если от Александра III исходила громадная внутренняя сила и мощь его воли чувствовалась на просторах целых континентов, то попытки сына рявкнуть, где нужно, басом солидного пса, заканчивались тем, что из Зимнего дворца слышался визгливый лай дворняги, которая пугает, чтобы скрыть свой собственный страх. На первой же встрече с представителями земств, которые высказали надежду на дальнейшее развитие в стране местного самоуправления – для всеобщей пользы, Николай решил им показать, кто в России хозяин, и назвал их надежды и пожелания «бессмысленными мечтаниями». Самое ужасное вышло в том, что он тогда просто оговорился: собирался сказать «беспочвенные мечтания». Он и представить себе не мог, что эти два слова роковым образом способны повлиять на всю дальнейшую судьбу империи, династии, миллионов людей в России и на всей планете. Тогда один из самых убежденных и несгибаемых монархистов из земцев, известный ученый, филолог и историк Борис Никольский так рассказывал направо и налево об этой встрече:

– Представляете, мерзость какая?! Вышел к нам какой-то офицерик – плюгавый, рыжая борода набок, бледный, потный, рожа перекошенная. Заглянул, как студент на экзамене, в шпаргалку, которую прятал в картузе, потом взвизгнул на весь зал: «Бессмысленные мечтания, тяв-тяв!» и убежал. Кто это был? До сих пор не знаю! Говорят, император. Не верю. В Зимний дворец таких болванов вроде не пускали. Теперь пускают?

Именно после этого события произошло худшее, что могло случиться с любым монархом: даже наиболее убежденные монархисты теперь считали: Николай II не заслуживает ничего, кроме брезгливого презрения.

Контратака старших Романовых повергла Николая в полное смятение. Он понял, что у него не хватит смелости даже позвать Сергея Александровича к отчету. Какое уж там наказание… Не добавила новому императору твердости и горячая речь великого князя Николая Михайловича, самого уважаемого в семье и к тому же авторитетного в мире ученого-историка, который присоединился к Сандро. Глядя в глаза молодому императору, который с ужасом думал в те минуты только о том, как подавить неожиданную нервную икоту, Николай Михайлович медленно и четко, как на университетской кафедре, говорил своим пронзительным, не терпящем возражений голосом ужасные слова:

– Ники! Вспомни судьбу французских Бурбонов! Они предпочитали плясать в Версале, когда народ французский, их подданные, чьи интересы являются самым святым для любого монарха, изнемогал от голода и лишений, когда простой народ страдал и ждал милости от венценосцев, а они с бесконечным презрением считали собственный народ хуже скота! Бурбоны получили свое. Они тупо и упорно шли на эшафот, невзирая на все предостережения судьбы и самых уважаемых во Франции людей. Помни Ники, – и при этих словах Николай Михайлович неожиданно смертельно побледнел, – кровь этих пяти тысяч мужчин и женщин, погибших сегодня на Ходынском плацу, останется неизгладимым кровавым пятном на всем твоем царствовании! Да, ты, конечно, не в состоянии воскресить мертвых… Но ты можешь проявить заботу об их семьях. И не давать, ради Бога, повода твоим врагам говорить, что молодой русский Царь пляшет, в то время как его верноподданных, погибших такой нелепой и страшной смертью – простых людей, из самой глубины народа – везут в мертвецкую!

Николай внимательно выслушал своего знаменитого дядю; молодой русский царь уже успокоился, чуть застенчиво улыбался в свои густые рыжие усы и непрерывно кивал в знак согласия.

Вечером императорская чета танцевала у французского посла.

Французы, в том числе и сам посол, будучи уверенными, что бал, конечно, отменят или, по крайней мере, не будет плясок, улыбались, глядя на своих августейших гостей, и тоже танцевали, обмениваясь репликами по поводу того, что венценосцы Романовы, конечно, сошли с ума.

Тогда четверо младших Великих Князей – Николай, Александр, Михаил и Сергей Михайловичи – позволили себе неслыханную дерзость, грубейшее нарушение придворного этикета – покинули бал сразу, как начались танцы. Никто не имел права встать из-за стола или покинуть бал раньше монархов. Вот именно этого демарша Николай долго не мог простить Михайловичам, несмотря на то, что ушел с ними и его любимый и верный Сандро. В их отношениях уже никогда не восстановились былые сердечность и доверие, несмотря даже на то, что Сандро вскоре женился на сестре императора великой княгине Ксении Александровне, и это оказался счастливый брак.

Через три с половиной недели, когда в Петербурге робко заявила о себе весна 1905 года, дни становились заметно длиннее, а с крыш домов повисли огромные сосульки, с которыми отчаянно сражались дворники и околоточные надзиратели, граф Фредерикс сообщил в Синоде о желании императора принять в Зимнем дворце высших иерархов Русской православной церкви для совещания по чрезвычайно важному вопросу. По какому – Фредерикс не сказал да и сам не знал.