Наследство разоренных

Новый ночлег Бижу находился на границе охотничьих угодий этого живописного обитателя великой страны. Впоследствии Бижу неоднократно видел, как охотник отмечает границы своих владений, испуская из мочевого пузыря сверкающую янтарную струю прямо на тротуар. Зимовал он в пузыре из пластиковой пленки, воздвигнутом над вентиляционной решеткой подземки. Пузырь вздымался каждый раз, когда внизу пролетал поезд, и снова вяло опадал. Бижу послушно вложил руку в липкую ладонь развеселого алкоголика. Ладонь сжалась капканом. Испуганный Бижу вырвал руку и побежал прочь. За спиной его раздалось довольное хихиканье.

*

— Все холодное! — возмущалась телефонная трубка. — Суп опять замерз. Рис каждый раз холодный.

— Я тоже замерз, — потерял терпение Бижу.

— Быстрей крути педали! — потребовал хозяин.

— Не могу быстрее!

*

С «Фредди» он распрощался после часу ночи. Уличные фонари, окруженные призрачным сиянием, освещали кучи снега, помеченные желтыми пятнами собачьей мочи, и кучи собачьего дерьма между ними. Поблескивали жестянки из-под пива и пустые пластиковые бутылки. Уличный декор цивилизованного поселения. Никого. Нет, вон в будке мертвого телефона-автомата стоит сумасшедший бомж-охотник и орет в трубку:

— Пять, четыре, три, два, один… ПУСК!

Он запускает трубку в стенку, выскакивает из будки и бежит прочь, придерживая рукой шляпу, как будто спасаясь от дымно-пламенного выхлопа запущенной им ракеты.

Бижу автоматически переставляет ноги. Шестой из одинаковых, похожих на могильные камни фасадов. Крысы скребут когтями, шарят в металлических мусорных контейнерах. Вниз, в подвал.

— Ох как я устал, — стонет он еле слышно.

Человек рядом с ним ворочается, извивается во сне, как будто его поджаривают. Кто-то подальше скрипит зубами.

*

Когда он снова нашел работу — в булочной-кондитерской-пекарне на углу Бродвея и Ла-Салль, — денег в конверте, бережно сохраняемом в «сберегательном носке», почти не осталось.

Весна, снег тает, отмерзшие лужи мочи растекаются по мостовым мегаполиса, капают в уличную канализацию. Столики городских забегаловок высыпали на тротуары, стулья приглашающе цепляют прохожих за юбки, куртки и пиджаки. Народ пользуется промежутком между адским холодом зимы и адской жарой лета, закусывает альфреско под цветущими вишнями. Женщины в кукольных платьях с аляповатыми бантами и лентами болтают с уличными приставалами, запахи кухни смешиваются с вонью автомобильного выхлопа, восходящие потоки воздуха из вентиляции метро лезут теплыми пальцами под юбки и щекочут воображение: «как Мэрили-и-ин Мо-онро-о-о-о…».

Мэр обнаружил крысу в Грэйси-Мэншн.

Бижу в пекарне «Королева тортов» знакомится с Саид-Саидом, самой авторитетной для него личностью в Соединенных Штатах Америки.

— Я из Занзибар, не из Танзания, — подчеркивает Саид-Саид, представляясь.

Бижу не слыхал ни о Занзибаре, ни о Танзании.

— Где это?

— Знаешь, в Занзибар полно индусов! Моя бабка индуска.

В каменных джунглях они едят салюсас и чапатис, джалебис, рисовый пилав… Саид-Саид поет как Амитаб Бакхан и Хема Малини.

— Мера джута хаи джапани…

или:

— Бомбей се айа мера дост — Ой!

К нему присоединяются Кавафья из Казахстана и Омар из Малайзии, они втроем вращают бедрами и лихо отплясывают перед аудиторией, состоящий из одного зрителя. Бижу горд до беспамятства: индийское кино шагает по планете.

Глава одиннадцатая

Понедельник, среда, пятница — дни занятий. Нони обучает Саи.

Повар приводит ее и забирает, а в промежутке навещает рынок и почту. Продает свой чанг.

Начал он бражный бизнес ради Бижу. Зарплата его почти не изменилась за многие годы работы. Последняя прибавка — двадцать две рупии.

— Но, сахиб, как жить на такие деньги?

— Чего тебе не хватает? Жилье, одежда, пища, лекарства — все есть. Что еще, — ворчал судья.

— А Бижу?

— Что Бижу? Бижу уже вырос, пусть зарабатывает. Нормальный парень, здоровый.