Джемубхаи поднял голову. На физиономиях экзаменаторов поигрывали иронические улыбочки.
Судья замотал головой, отгоняя воспоминания.
— Идиот!
Он вскочил, оттолкнув стул, в пароксизме самоосуждения швырнул нож и вилку на тарелку и вышел из-за стола. Его стальная воля ржавела и разрушалась. Память накатывала по ничтожнейшему поводу. Подумаешь, учителишка стишок продекламировал… Скоро все, что судья отделил от себя глухим барьером, навалится на него и раздавит, жизнь его и вечность соединятся, все пойдет прахом.
Собака потрусила за ним. Судья вошел в свою комнату, сел, погрузился в размышления. Собака прильнула к нему, как дети прижимаются к родителям, чтобы утешить их и успокоиться самим.
— Извините, — сказала Саи. — Дедушка в своих капризах совершенно непредсказуем.
Джиан, казалось, ее не услышал.
— Извините, — повторила она, замирая, но он опять не услышал. Впервые он смотрел на нее, впивался в нее глазами, пожирал воображением.
Ага! Вот оно, доказательство.
Повар убрал со стола, запер недоеденный горошек в шкаф, похожий на курятник. Ножки шкафа-курятника тонут в мисках воды — мера защиты от муравьев и иной нечисти. Повар нагнулся за одним из ведер, подставленных под протечки, долил воду в миски и выплеснул остаток за окно, вернул ведро на место. Выплеснул воду из остальных ведер, под другими протечками, вернул и их на свои места.
Дополнительную постель повар приготовил в комнатушке, заполненной всякой дрянью, среди груд которой, в самом центре комнаты, торчала кровать. Поставил на стол две свечки в блюдечках для Саи и Джиана и принюхался. Чем-то странным попахивало в комнате?
— Ваша постель готова,
Но Саи и Джиан погрузились в газеты. Повар не заметил их беспокойства, так как и самому ему не терпелось прочитать два письма Винсу, пришедших с последней почтой. Они лежали у изголовья его кровати, придавленные пустой консервной банкой. Повар подвернул штаны, сжал в руке зонт, ибо вода снова хлынула с неба, и пошлепал к своей хижине.
Он, она и газеты. Впервые без всяких свидетелей.
Колонка рецептов Кики де Коста. Чудеса из картофеля! Мясо-колбасы! Соусы-анчоусы!
Секреты красоты Флёр Хуссейн.
Парад лысых красавцев в клубе Джимхана в Калькутте! Вручение призов. Победители: мистер Саншайн, мистер Муншайн, мистер Уил Шайн.
Четыре глаза прикованы к строчкам и иллюстрациям, но мысли ведут себя менее дисциплинированно. Наконец Джиан не выдерживает, роняет газету на стол, резко поворачивается в сторону Саи и выпаливает:
— Вы смазываете волосы маслом?
— Нет, — вздрагивает Саи от неожиданности. — Никогда не мажу.
Пауза.
— А что? — интересуется она. Что-нибудь не в порядке с ее волосами?
— Не слышу! Дождь шумит… — Он придвигается ближе. — Что?
— А что?
— Они так сверкают… Я думал…
— Нет.
— Они кажутся мягкими. Шампунь?
— Да.
— Какой?
— «Сансилк».
О-о-о, непереносимая интимность фирменных марок! О-о-о, отчаянная смелость и изощренная пытливость вопросов!
— А мыло?
— «Люкс».
— Для кинозвездочек?
Но испуг давит на них, не дает засмеяться.
Еще пауза.
— А вы?
— Да чем придется. Что в доме есть. Любое. Для мужчины это не важно.
Ему стыдно признаться, что мать покупает на рынке самопальное бурое хозяйственное мыло, весовое, самое дешевое.
Дальше — больше.
— Можно взглянуть на ваши руки? Такие маленькие…
— Неужто?
— Да. — Он вытянул для сравнения свои. — Видите?
Пальцы. Ногти.
— Пальцы… длинные. Маленькие ногти. Да вы их грызете!
Он взвесил ее руку в ладони.
— Легонькая… как воробышек. Наверное, кости пустые, как у птицы.
Эти слова всколыхнули нечто неуловимое в Душе Саи, сердце ее отозвалось звонкой барабанной россыпью пульса.
Сезон дождей плодит букашек. По комнате летают жуки всяческих расцветок. Из каждой дырки в полу вылезает мышь, как будто скроенная по размеру дырки. Из крохотной дырочки махонькая мышка, из большой дыры — здоровенная крыса. Из мебели выдавливаются термиты. Насекомых такая масса, что кажется, пол, стены, потолок, мебель дышат, шевелятся, вибрируют.
Но Джиан их не видел. Его взгляд сам оказался мышью, скользнувшей в рукав кимоно и обнаружившей там локоть.
— Острый какой. Страшное оружие.
Руки смерили, перешли к ногам. Он скинул башмак, стыдливо стянул и спрятал в карман поношенный носок. Углубились в созерцание поставленных рядом ступней.