Наследство разоренных

— Ушли, ушли! — убеждала сама себя Саи, но страх не исчезал. Страх застыл и в глазах собаки. Хвостом попыталась вильнуть, но хвост не послушался, все так же прижимался к заду, протискивался между собачьих ног. Повар разразился причитаниями:

— Хумара кия хога, хаи, хаи, кумара кия хога… Хаи, хаи, что с нами станет…

— Замолчи! — приказал судья. Проклятые слуги, у них нытье в крови с пеленок.

Сам он сидел, неестественно выпрямившись, с застывшим выражением лица, напрягаясь, чтобы не выплеснуть эмоции, вцепившись руками в подлокотники, чтобы унять дрожь. На столе скатерть, которую он расстелил. Узор — виноградные гроздья. Красноватое пятно — след пролитого много лет назад портвейна. Он хотел тогда бросить бокал в жену, манера которой жевать пишу его раздражала.

— Еле ползает, — насмехались над ним эти ублюдки… — Стыд-то какой! Ну и народ, ничего толком не могут сделать.

Саи и повар избегали смотреть в сторону судьи, отказывались замечать его унижение. И на скатерть взглянуть не смели. Заметишь скатерть — и во что выльется гнев господина! Унижение гордого — страшная штука. Быть его свидетелем еще страшнее. Свидетелей уничтожают.

Повар затянул шторы. Стекло отражало их ранимость. Они казались зажатыми лесом и небом, ночь набрасывала на них покрывало тьмы. Шамка заметила в стекле свое отражение, бросилась на него — отражение исчезло за шторой. Потом бросилась на тень на стене — не шакал ли это?

*

Февраль 1986 года. Саи 17 лет, она уже почти год влюблена в учителя математики Джиана.

Через дорожные блок-посты дошли до них очередные газеты.

В Бомбее в «Хайатт Интернэшнл» ожидается выступление группы «Хелл Ноу».

Международную промышленную выставку-ярмарку печей на газе из коровьих экскрементов посетили делегации со всего мира.

В Калимпонге, на северо-востоке Гималаев, где жили отставной судья, его повар, Саи и Шамка, волнения, в холмах сосредоточились отряды вооруженных партизан. Конфронтация Индия — Непал на этот раз. Меньшинство, которое в тех краях составляет большинство, добивается независимости или хотя бы автономии. Им нужна своя страна или хотя бы свой штат. Здесь, где Индия увязла в Сиккиме и Бутане, где армия перебрасывает войска и перекрашивает танки на случай, если китайцам вдруг захочется еще чего-нибудь, кроме Тибета, картография расплывчата. Обычно нахрапистые газеты затрудняются с прогнозами. Пальба сменяется переговорами, предательство — торговлей; Непал, Англия, Тибет, Индия, Сикким. Бутан… Даржилинг туда, Калимпонг сюда… Туман движется через границы, сгущается, растворяется, туман смеется над картографами и политиками.

Глава вторая

Судья отослал повара в полицию, несмотря на его возражения, продиктованные вековым опытом.

С полицией лучше не связываться. Если они куплены бандитами, то, естественно, и пальцем не шевельнут. Если не куплены, то еще того хуже. Тогда ребята, которые посетили дом судьи, могут разозлиться и отомстить. У них теперь много ружей. Они эти ружья отчистили, смазали, могут зарядить и — бабах! Само собой разумеется, полиция в любом случае попытается получить на лапу. С кого угодно и как можно больше. Он вспомнил о своих двухстах пятидесяти рупиях — выручка от продажи дядюшке Потти своего фирменного чанга, неизменно укладывающего стареющего холостяка на пол. Карман рубахи — ненадежное хранилище. Привязал было деньги к заросшей сажей балке, но у мышей, которые носятся по всему дому, в том числе и по балкам, острые зубы. Как бы не сожрали. В конце концов он сунул деньги в жестянку, которую спрятал в гараже, под автомобилем, который более никуда не ездит. С тоской подумал о сыне, о Бижу.

Сейчас им здесь, в Чо-Ойю, очень нужен был бы молодой сильный парень.

*

Сбивчиво, повествуя более жестами, нежели словами, постарался он дать понять, что он всего лишь посыльный. Он тут как бы и ни при чем, его дело сторона, жаловаться он ни на кого не хочет. Простой человек, полуграмотный, всю жизнь, как ишак, вкалывал, пуще всего боится ввязываться во всякие истории и живет лишь для того, чтобы как-нибудь еще разок на сына глянуть.

Полиция, однако, никакого понимания не проявила, жалости к бедному человеку не испытала. На него гаркнули и подробно допросили. Сам он для них, можно сказать, не существовал, но вооруженное ограбление отставного судейского чиновника, связанное с хищением оружия, — не карманная кража на рынке, о столь масштабном происшествии следовало доложить начальству.

Тем же вечером полиция прибыла в Чо-Ойю в джипах жабьего цвета, продравшихся сквозь дождь со снегом, как радиосигнал через помехи. Прибывшие выстроили свои открытые зонтики чинным рядком на веранде, но ветер предпочел размести их по помещению. Черные линючие зонты и один розовый, цветастый — тайваньская продукция.

*

Они допросили судью и составили протокол по жалобе на вторжение в дом и ограбление.

— Были угрозы, господин?

— Они попросили накрыть на стол и подать чай, — встрял повар с совершенно серьезной миной.

Полицейские засмеялись.

Судья досадливо поморщился.