Наследство разоренных

Уходя они прихватили рис и мыло, масло и консервированные помидоры, а вылезая, заметили то, чего не приметили в темноте предыдущим вечером. Прелестная лужаечка, продолженная уступами книзу. Столько места пропадает! Поджаренные летучие мыши, свисающие с проводов, подсказывают, что в мирное время сюда подводится электричество. Рынок рядом, асфальтовая дорога, школа и лавки — все в десяти минутах, а не в двух-трех часах, райская жизнь!

И однажды утром сестры, выглянув из окна, увидели сразу за своим огородом выскочившую за ночь развалюху. Незнакомые молодые люди невозмутимо рубили их бамбук и уносили его куда-то.

Они выбежали из дому.

— Это наша земля!

— Это не ваша земля. Это свободная земля.

— Это наша земля!

— Это незанятая земля.

— Мы заявим в полицию.

Они пожали плечами и продолжили трудовую деятельность.

Глава тридцать восьмая

Ничто не возникнет из ничего, даже Лоле ясно. Зародыш — старое недовольство, неотделимое от Калимпонга. Злые взгляды провожали ее на улице, неразборчивое утробное ворчание, еле слышное, и не придерешься. Ненавистью дышали разговоры в кантине Тапа, у Гомпу, у рыночных прилавков и лотков придорожных торговцев.

Владельцы злых языков знали наперечет нескольких местных богатеев, но для Лолы и Нони все они были на одно лицо.

Да сестры и не стремились разглядеть эти лица — не для чего было. Чего ж тут странного, люди всегда ненавидят тех, кому завидуют, а им, конечно же, завидовали. Но иной раз кому-то не везет, кто-то оказывается в неподходящем месте в самый неподходящий момент. Так гладко все текло, год за годом: Троллоп, Би-би-си, веселое Рождество — и вдруг все, что они считали единственно правильным, оказалось неверным.

Да как это можно?! Покупать ветчину в жестянках с красивыми этикетками, жить в просторном доме и сидеть вечером перед электрическим обогревателем, пусть даже и искрящим да потрескивающим. Да разве ж это можно? В Лондон они летают! И привозят оттуда вишню с бренди в шоколаде коробками. И вот богатство, которое защищало их, стало весьма опасной для жизни штуковиной. Злость и зависть материализовались в ружья и лозунги на стенах, Лоле и Нони выпало несчастье платить долги, накопившиеся за многие десятилетия.

*

Лола отправилась к Прадхану, главарю калимпонгского крыла повстанцев.

Прадхан:

— Мне надо где-то размещать людей!

Пухлый плюшевый мишка-пират, завешенный бородой и банданой, с золотыми кольцами в ушах, «отщепенец освободительного движения», отступник — так его окрестили газеты. Непредсказуемый, резкий, не любитель переговоров, правящий своими приверженцами как средневековый феодал. Говорили, что Гисенг, лидер Даржилингского крыла, люди которого засели в клубе Джимхана, более склонен к политиканству. В «Индиан экспресс» появились какие-то данные из его биографии. Родился на чайной плантации Манжу… детство, обучение, образование… Восьмой стрелковый полк гурка, участие в боевых действиях в Нагаленде… актер, автор стихов и прозы (пятьдесят две книги! — возможно ли?), боксер наилегчайшего веса — это другое дело… член союза…

За Прадханом маячил какой-то солдат с деревянным ружьем. Лола восприняла его как брата Буду с ружьем Буду.

— Моя земля… рядом с дорогой…

Лола надела вдовий наряд, который был на ней в день электрической кремации Джойдипа. Говорила она на ломаном английском, притворяясь, что не знает его, чтобы не показать, что непальского она не знает вовсе.

Дом Прадхана находился в районе Калимпонга, который Лола никогда до этого не посещала. Вдоль стены, в расколотом вдоль и заполненном землей стволе бамбука растут всякие пустынные суккуленты, колючие кактусы. Они же и в многочисленных жестянках, черепках и пластиковых коробках. В комнате полно мужчин, стоящих и сидящих на складных стульях, как в приемной врача. Чувствуется, что она им мешает, она их раздражает, что они от нее хотят избавиться. Перед Лолой какой-то торгаш марвари, желающий провезти свой товар: молитвенные лампы и иную религиозную дрянь. Интересно, что всякими тибетскими колокольчиками, лампами, шмотками торгуют исключительно марвари.

Этого пропустили к Прадхану чуть ли не с почетом, и он сразу рассыпался в цветастых любезностях, что-то типа «свет очей моих»: «Многоуважаемый сэр… безмерное почтение… славные достижения… да пребудет на вас благословение небес…» Весь его словесный бисер оказался, однако, втоптанным в грязь:

— Никаких исключений.

Очередь Лолы.

— Сэр, на мою собственность посягнули…

— Что за собственность?

— Имение «Мон ами».

— Что за название?

— Французское название.

— Я и не знал, что живу во Франции. Почему же я не говорю по-французски?

Он хотел выгнать ее сразу, но она уже развернула карты и предъявила документы на владение.

— Мне надо где-то размещать людей!

— Но наша земля…

— Вдоль дороги земля правительства, и эту землю мы занимаем.

Хижины, появившиеся на их участке, населяли мужчины, женщины, дети, свиньи, козы, собаки, куры, коты, коровы. Нетрудно предположить, что через год бамбуковые стены уступят место кирпичным и бетонным.

— Но наша земля…

— Вы использовали ее?

— Там наш огород.