Наследство разрушительницы

– Я наслышан о ваших успехах, – улыбнулся принц. – Слава о них дошла и до наших далеких мест. Мне было бы интересно пообщаться с вами, а возможно, и перенять какой-нибудь опыт.

– Я к вашим услугам, Ваше Высочество, – скромно опуская глаза, проговорила Арина.

«Ага, – шепнул внутренний голос. – Лиманов все-таки был прав насчет услуг».

Принц отвесил вежливый поклон и повернулся к Лиманову, давая понять, что он готов следовать дальше.

– Спасибо вам, Арина Александровна, – Лиманов протянул руку, и Арина ее пожала. – Мне бы тоже хотелось познакомиться с вами поближе. Павел Степанович много рассказывал мне о вас, – Лиманов коротко обернулся к сопровождающим его чиновникам, среди которых Арина заметила лицо Козырина. – Думаю, пришло время побеседовать с глазу на глаз.

– Я к вашим услугам, господин премьер- министр, – улыбнулась Арина.

– Ну, зачем же так официально, – Лиманов наконец выпустил из своей руки ладошку Арины. – Просто Вячеслав Борисович.

– Конечно, Вячеслав Борисович! – голос Арины прозвучал нежно и завораживающе.

Пухлые губы Лиманова разошлись в довольной улыбке. Он подхватил под руку принца и повел его дальше по залу.

20

«Нет ничего идеального в этом мире. А значит, нет и не может быть никакой гармонии» – этот вывод сделал для себя Михаил Семенович Иваненко после того, как провел сутки в отдельном боксе Кремлевской больницы. Когда он впервые открыл глаза после операции, потолок над его кроватью казался ему белоснежным и идеально отремонтированным. Но час шел за часом Иваненко лежал на спине, не сводя глаз с потолка, и начал находить в нем небольшие изъяны. Трещинка справа от кровати, темное пятнышко около карниза, неровность, вероятно, образовавшаяся на стыке двух плит. Так и пришла ему в голову мысль об отсутствии в мире абсолютной гармонии.

С места аварии Иваненко вывезли вертолетом в центральную больницу Сочи, куда уже через десять часов прибыла бригада московских нейрохирургов. Два врача, сменяя друг друга, семь часов вели первую операцию, пытаясь восстановить кровообращение пораженного участка спинного мозга, зашить легкое, разорванное сломанными ребрами, остановить два внутренних кровотечения. Кроме того, пациенту наложили шины на две сломанные руки и ногу. На следующее утро врачи сообщили, что пациент выдержит перелет в Москву.

Придя в себя в палате Кремлевской больницы, Иваненко еще сутки не подавал признаков жизни. Смотрел отсутствующим взглядом в потолок и не реагировал на окружающих. Потом вдруг облизал языком потрескавшиеся губы и глухим, плохо понятным голосом спросил:

– Саша… где?

Находившийся около его кровати в это время охранник перепугался, не зная, можно ли сообщить больному тяжелое известие. Но взгляд Иваненко приковал парня к месту и, не имея другого выбора, тот произнес:

– Саша погиб, Михал Семеныч.

Иваненко закрыл глаза и пролежал молча еще несколько часов. Потом шевельнул головой. Сидящая около кровати дочь нажала кнопку срочного вызова врача. Дежурная бригада захлопотала вокруг высокопоставленного пациента, сняла показания со всех приборов и сообщила, что налицо определенный прогресс, и опасность для жизни, скорее всего, миновала. Через несколько часов Иваненко впервые за несколько дней поел жидкую кашу и распорядился.

– Говорухин…

– Вызвать его сюда? – уточнила дочь. Иваненко прикрыл глаза.

Срочно примчавшегося на вызов Говорухина ощупал на входе новый начальник охраны. Андрей попытался объяснить, что он – ближайший помощник Михал Семеныча и не заслужил такого недоверия, но охранник лишь мрачно буркнул, что выполняет распоряжение супруги босса – не пропускать никого без личного досмотра.

Войдя в палату, Андрей закусил губу. Иваненко лежал на высокой подушке и цветом лица почти от нее не отличался. Его и без того худое лицо заострилось, щеки ввалились, и глаза казались вылезающими из орбит. Говорухин решил, что босс похож на Ивана Грозного с картины, на которой тот убивает своего сына, и подумал, как бы не оказаться в роли этого сына. Иваненко шевельнул пальцами, и Андрей понял, что это команда подойти ближе. Он пошел по палате, улыбаясь через силу. Сравнение с Иваном Грозным крутилось в голове, и к нему еще прибавилась подлая фраза: «Живой покойник».

Подойдя к кровати, Андрей положил ладонь на руку босса, лежащую поверх одеяла. Рука Иваненко была сухой и горячей.

– Садись…

Андрей метнулся в сторону, схватил стул и сел.

– Саша погиб, – то ли спрашивая, то ли утверждая прохрипел Иваненко.

– Погиб, Михал Семеныч, – лицо Говорухина приобрело скорбное выражение. – Погиб на месте. И голландец тоже.

– А водитель?

– Сережа жив. Он успел выпрыгнуть из машины. Почти не пострадал.

– Он продался, – Иваненко не без труда перевел дыхание. – Эта девка… купила его…

– Как? – вырвалось у Андрея.

Иваненко прикрыл глаза, но тут же открыл.

– Перед аварией… – клокочущее дыхание вырвалось из груди Иваненко. – Он куда-то звонил… Выясни, куда… – еще один тяжелый вдох и выдох. – Я уверен… Он звонил ей… Получил приказ… И вывернул руль…

Говорухин выхватил из кармана блокнотик и авторучку.