Наследство разрушительницы

«Как это может быть? – думал Мильман, слушая полковника. – Как смогла эта Розова проникнуть в Израиль по чужим документам? Неужели наша пограничная полиция могла так оплошать? Маловероятно. Скорее всего, россияне что-то напутали и теперь втягивают нас в какие-то свои разборки».

– Она пересекла границу по чужим документам в Бен-Гурионе? – спросил Алекс, имея в виду международный аэропорт в Тель- Авиве, носящий имя первого премьер-министра государства Израиль.

Полковник понял сомнения подчиненного и развел руками.

– Мне тоже в это верится с трудом, но проверить нужно.

– Факт пересечения границы по чужим документам доказан?

– В полученных нами документах доказательств нет. Но написано, что все доказательства привезет с собой представитель прокуратуры, который уже вылетел к нам.

Как все серьезно, однако! Представитель прокуратуры вылетел в Израиль. Зачем это нужно? Почему российская сторона не доверила пересылку доказательств спецпочте?

– Какая моя задача? – спросил Алекс, не желая погрязать в чужой разборке по самые уши.

– Встреться завтра с этим представителем, проверь серьезность доказательств. Если эта госпожа, – полковник заглянул в бумаги, – Арина Розова и в самом деле побывала у нас по чужим документам, то не дай ей Бог снова появиться у нас. Отправим обратно, независимо от других ее провинностей.

Алекс взял протянутую ему папку, пролистал бумаги.

– Здесь говорится, что она может прилететь в Израиль «в ближайшие часы», – сказал он. – А что, если она уже прилетела? Или прилетит сегодня?

– Я уже закрыл ей въезд, – ответил полковник. – На семьдесят два часа. Дальнейшее зависит от того, насколько серьезны их доказательства.

Алекс отправил папку подмышку и вытянул руки по швам. Вернувшись в свой кабинет, майор влез в компьютер и ощущение чужой разборки еще больше усилилось. Эта Розова оказалась крутой бизнесвумен с состоянием в черт знает сколько миллиардов, сколоченных всего за год.

«Все ясно, – думал Мильман, откинувшись на спинку кресла и рассматривая фотографию рыжеволосой красавицы. – За год такие состояния честным путем не создаются. Бабенка сделала деньги явно на каких-то аферах. Судя по размерам состояния, крупных. Ее прихватили и обвинили в убийстве. В России такие дела шьются быстро. Она бросилась в бега. Конечно, в Израиль. Только нам чужие разборки ни к чему. Пусть они там сами во всем разбираются. Но если она действительно совершила такую глупость и приехала в Израиль по чужому паспорту…». Вот тогда в дело вмешается Главное управление контроля, и Алекс покажет этой госпоже Розовой, что такое израильская полиция.

Теперь у него не было вопросов, почему в Тель- Авив прибывает представитель российской прокуратуры. «Эта Розова – важная птица, – сказал он вслух. – И, вероятно, им очень важно ее зацепить».

Алекс поймал себя на мысли, что начинает говорить и думать по-русски всякий раз, когда речь заходит о России. В Израиль его привезли родители в августе 1990 года. Ему шел седьмой год, и родители торопились покинуть Союз, чтобы успеть записать мальчика в школу до начала учебного года. Они свою задачу выполнили и записать успели, но для него все получилось очень уж неожиданно. Алекс, которого тогда звали Сашей, готовился идти в школу в родном Ленинграде. Бабушка учила его грамоте. К началу лета он знал уже все буквы, а за три летних месяца должен был научиться читать. «Тебе будет легко учиться, – говорила бабушка. – Ты будешь знать больше остальных и сразу станешь отличником».

Но разрешение на выезд пришло удивительно быстро, и в школу Алекс пошел не в Ленинграде, а в городе со странным названием Бат-Ям. В отличие от Ленинграда, здесь было тепло, не лили целыми днями холодные дожди. По вечерам и по субботам они ходили на море. Саша чувствовал себя, как на курорте, в таком же белокаменном городе Сочи, куда они приезжали каждый год. Только одна мысль смущала его в те дни: из Сочи они всегда возвращались домой, в Ленинград, а Бат- Ям, каким-то чудесным образом должен был теперь стать их домом.

В школе Саше было тяжело. Полученные от бабушки знания, оказались совершенно бесполезны. Никаких букв А, Б и В никто не изучал. Даже пузатой буквы Я, идеальным написанием которой так гордился Алекс, не было в алфавите. Вместо них пришлось учить диковинные «алеф», «бет» и «гимел». В первые недели Саша не понимал ни одного слова, сказанного учительницей, общался только с теми одноклассниками, которые говорили по-русски, но находил в себе силы не плакать и даже успокаивал маму, которая никак не могла привыкнуть после тихого и степенного Ленинграда к укладу жизни шумного Бат- Яма.

После школы Алекса призвали в армию. Он попал в подразделение военной полиции. Служба ему понравилась, дисциплина не удручала, а сознание важности выполняемой миссии придавало силы. Закончив службу в армии, он решил остаться в полиции и поступил в офицерскую школу.