Наследство рода Болейн

— С ней дело кончено. Королю она больше не нужна, и я с ней покончил. А себя сумею спасти, не беспокойся. Вот тебе-то не уцелеть, погибнешь вместе с этой шлюшкой. Дважды один и тот же трюк не удается.

— Я расскажу архиепископу о Калпепере. — Придется пустить в дело угрозы. — Расскажу, как вы это затевали, как хотели, чтобы они стали любовниками. Как приказали мне их свести.

— Можешь говорить что хочешь, — отмахнулся он от моих слов. — Доказательств-то нет. Один-единственный человек им помогал, впускал любовника в покои королевы. Ты сама. Что ни говори, только свою вину докажешь. Наказанием тебе будет смерть, и, Бог свидетель, меня это ничуть не расстроит.

Я закричала в ужасе, упала на колени, обхватила его ноги.

— Не произносите таких страшных слов, я вам верно служила. Долгие годы верой и правдой. Была вашей самой верной помощницей и никакой награды не получила. Помогите мне. Пусть она умрет, и Калпепер вместе с ней, но меня спасите, защитите меня.

Герцог брезгливым движением, будто отбрасывая липкие, противные клубки водорослей, оторвал от себя мои руки.

— Нет-нет, — равнодушно проговорил он. — Нет. Ее уже не спасти, а ради тебя я и пальцем не шевельну. Без тебя в мире станет лучше, Джейн Болейн, о твоей смерти никто не пожалеет.

— Я ваша, — гляжу на него снизу вверх, не осмеливаясь снова коснуться его колен, а он уже пошел к двери, сейчас постучит часовому, чтобы его выпустили, тому самому часовому, что прежде никого не впускал, а теперь стоит там, чтобы нас не выпускать. — Я ваша. Сердцем и душой. Я вас люблю.

— Ты мне ни к чему. Никому ты не нужна. Ты уже обещала одному мужчине свою любовь, и где он теперь — мертв. Ты мне омерзительна, Джейн Болейн, по мне, пусть палач закончит начатое дьяволом дело. — Он помедлил у дверей, будто ему в голову пришла новая мысль. — Неплохо, если бы тебя обезглавили на зеленой лужайке Тауэра, там, где казнили Анну. Право, неплохая идея. Наверно, и она, и ее драгоценный братец хохочут сейчас в аду, поджидая тебя.

АННА

Ричмондский дворец, ноябрь 1541 года

Китти Говард поместили в Сионское аббатство, при ней осталась лишь горстка придворных дам. Двое молодых людей, с которыми она была знакома еще по бабушкиному дому, тоже арестованы. Их пытали, они в чем-то признались, теперь их будут пытать до тех пор, пока они не скажут все, что требуется. Доверенных дам королевы тоже отправили в Тауэр для допроса. Его светлость король покинул Отландский дворец, где предавался уединенным размышлениям, и вернулся в Хэмптон-Корт. Говорят, он спокоен, глубоко опечален, но не в гневе. Благодарение Богу, он спокоен. Лишь бы у него не случился очередной припадок мстительности! Пусть лучше начнет упиваться жалостью к себе, а Китти просто отправит в ссылку. Пусть аннулирует брак с королевой, ссылаясь на ее омерзительное поведение, — именно эти слова, «омерзительное поведение», он произнес в парламенте. Дай бог, парламент согласится, что она не годится в королевы, бедное дитя освободят, и ее друзья тоже отправятся по домам.

Она сможет поехать во Францию, при тамошнем дворе оценят ее прелесть, ее легкомыслие. Или останется в Англии, как я, станет еще одной названой сестрой короля. Даже сможет жить со мной, мы опять станем подругами, как раньше, когда я была нежеланной королевой, а она — желанной фрейлиной. Сослать можно в тысячу разных мест, где она не причинит королю беспокойства, где над ее недомыслием станут смеяться, а потом, может быть, она повзрослеет и превратится наконец в разумную женщину. Всякий согласится — она не заслуживает казни. Она просто слишком молода. Анна Болейн — другое дело, та строила планы, плела интриги, шесть лет прокладывая путь к трону, и потеряла все из-за чрезмерного честолюбия. А у этой девочки разумения не больше, чем у котенка. Невозможная жестокость — послать это дитя на плаху. Благодарение Богу, король грустит, а не гневается. Господи, пожалуйста, пусть парламент решит аннулировать брак. Молю небеса, пусть архиепископ Кранмер удовлетворится любовными связями королевы в детстве и не начнет расследовать все ее глупости во время брака.

Не знаю, что в последнее время происходит при дворе. Но я видела ее на Рождество, в Новый год и поняла — она жаждет любви, она готова завести любовника. Как ей себя сдержать? Девочке, ставшей женщиной с мужем-стариком, годящимся ей в отцы, болезненным, бессильным, почти сумасшедшим? Даже более разумная особа в подобных обстоятельствах искала бы утешения среди молодых людей, что вечно увиваются вокруг нее. А Екатерина такая кокетка!

Доктор Херст прискакал из Лондона переговорить со мной и сразу же отослал фрейлин. Я поняла — новости дурные. Как два заговорщика, сидим бок о бок у огня в пустой комнате.

— Что слышно о королеве?