Наследство (СИ)

   Однако, на свежем воздухе и при отсутствии алкоголя мозги критика быстро из желудка обратно в голову переползли. Взял он себя в руки и написал от обиды на старых выброшенных обоях пьесу и в театр ее отправил. Пьесу неизвестного автора приняли, поставили и добавки попросили в виде чего-нибудь новенького и до трагизма смешного. Ну, этого добра на любой свалке навалом. Так и остался Чипполино жить в домике из железа и фанеры и жаркой буржуйкой. Мол, свалка его кормит, так куда он отсюда уйдет?

   Джэгода со смехом выслушала историю жизни луковичного человека. Признаться, рассказывать он умел, да еще в лицах, да еще с изрядной долей самоиронии. Закончив, усмехнулся и спросил, что привело такую необыкновенную девушку в края отщепенцев.

   - Необыкновенную? - прищурила шоколадные глаза оборотница.

   - Не каждый день на твоих глазах ворона в человека превращается. Я с перепуга подумал, что до белочки допился, но вспомнил - уже десять лет, как капли в рот не беру, а тут такое... Знаешь, разом во всю нечистую силу уверовал!

   Джэгода вздохнула. Жаль человечка. Понравился он ей, только в живых его теперь оставлять никак нельзя. Конечно, сенсацию Чипполино не сделает, только любое упоминание о ней в свободных источниках информации поставит миссию под угрозу. Каждый случай публичного прокола подлежит расследованию, следовательно, о ней станет известно московским ведьмам, ну а там и до Стевана недалеко. Впрочем, о нем оборотница точно горевать не станет, если тот в попадет в нежные ручки чаровниц. Говорят, живым из столичных застенок еще никто не выходил...

   - О чем задумалась? - глаза луковичного человека хитро блеснули. Он поправил очки за перемотанную изолентой дужку. - Отнять жизнь легко, гораздо труднее подарить ее или жить в мире с самим собой. Иногда достаточно не затыкать рот, а просто попросить забыть о чем-то, чего точно не может быть. Приснилось, а за сны спроса нет.

   Сербка задумалась. По-хорошему от свидетелей избавляться положено, но этот человек не так уж и мало сделал для нее. Одна нагая девушка на свалке у других могла вызвать много нездорового интереса, если бы выжила, конечно. В такую бурю всякое могло произойти...

   Возможно, действительно ничего не произошло? В реальности. А старому алкоголику под завывание ветра такие фантастические истории бывает снятся, что хоть в нечистую силу, хоть в светлые чудеса он, проснувшись, обязательно поверит.

   - Рада была знакомству, - улыбнулась сербка. Она подмигнула Чипполино и, обернувшись вороной вылетела сквозь приоткрытую дверь.

   Стоило оборотнице покинуть картонный шалашик, как луковичный человечек несколько преобразился. Его улыбка и глаза по-прежнему оставались добрыми, увы, совершенно нечеловеческими. Невыразительную радужку залила молодая весенняя зелень, а вместо желтых пеньков во рту вырос молоденький острый частокол. Леший поскреб некогда не знавшую бритвы щеку, снял с головы шапку и потрепал лиственно-травяную шевелюру. Эх, в нем опять только что умер Станиславский!

   В каком-то смысле оборотнице действительно повезло, что ее именно он отыскал, но если рассматривать с точки зрения различных договоренностей... Леший вытащил из кармана драного пиджака мобильный телефон и выбрал из справочника нужный номер. Ему ответили не сразу, а когда все же соизволили взять трубку, то его информация не то, чтобы не пригодилась... Скажем в более культурных выражениях, Элечка о ней уже знала.

   Леший выслушал пять минут стервозных стенаний на тему интеллекта нечистой силы и нажал кнопку отбоя. Его уши в этом монологе были явно лишние.

   Зря она так. Он, наверное, умом действительно не блещет, однако, это не всегда главное!

   Поймав ползущую по стене ящерку, он нашептал ей на ушко и выпустил на улицу, а сам одел шапку и достал из тайника деньги. Кое-кого из нечистой братии необходимо навещать лично и приходить с гостинцами...

   Заросшую осокой дорогу к вросшему в землю дому покрывали густым слоем желтые и зеленые липовые листья, злобной рукой сорванные с трех могучих деревьев, закрывающих строение с деревенской улицы. Липы шелестели на слабом ветру голыми ветками, будто зябко ежились от прохлады - предвестницы настоящей осенней непогоды.

   Толстые бревна сруба дома почернели и растрескались. Из щелей между ними торчала пакля. Треснувшие стекла в рамах на высохшей от солнца замазке тренькали о ржавые мебельные гвоздики. Резные наличники давно потеряли свой лоск и часть узора, а флигель на коньке крыше сильно наклонился вперед, будто плоский железный петух на нем хотел в свое удовольствие порыться в земле.

   Дом стоял на окраине деревне. Справа от него находилась поросшая бурьяном пустошь, где паслись несколько черно-белых равнодушных ко всему коз. Забор отсутствовал, однако, охранять было нечего. Кто же позарится на неясного происхождения гнилой хлам? Очереди из желающих я не наблюдала!