Я гневно куснула кончик градусника, и он немедленно отозвался противным писком. Сморщившись, я даже не стала интересоваться, сколько градусов у меня внутри творится. Достаточно плохо, чтобы предположить, что больше тридцати восьми.
Я, кажется, ненадолго вырубилась, потому что кружка бульона в руках Максима не могла быстро образоваться. Бульон был не слишком горячий, почти не соленый, но очень вкусный, еще и с мелкими сухариками, так что я пила его с удовольствием, несмотря на отсутствие аппетита. Выпутывать меня из одеяла никто не собирался, так что пить пришлось из рук Макса, но, учитывая еще не прошедшую знобливую дрожь, это даже и к лучшему, скорее всего, да и слабость наверняка не позволила бы мне нормально держать кружку. Скормив мне еще одну таблетку, брюнет пощупал мой лоб. Почему он не вызвал доктора, мне не совсем понятно, но пусть сам справляется, если думает, что сможет.
Еще один период чуткой полудремы продлился до вечера. Максим вел себя тише мыши, и проснулась я сама от голода. А голод — верный признак улучшающегося самочувствия.
Химер отнес меня на первый этаж, усадил в гостиной поближе к камину и вручил небольшую керамическую миску все с тем же бульоном, только, кроме сухариков, в нем была еще половинка вареного яйца и кусочки вареной грудки. Вкусно, особенно с такой голодухи. Я даже подумала, что зря предложила хотя бы иногда освобождать Максима от готовки, и хорошо, что он не согласился. Надо же, парень — а так готовит.
Макс принес меня обратно в спальню, где было прохладно — видимо, проветривал. Но заново растопленный камин и приготовленные пластиковые бутылки, завернутые в полотенце, вселяли надежду, что скоро станет тепло. Очередная таблетка — и меня уложили на свежую простыню, накрыли двумя одеялами, пощупали лоб. За весь день он не сказал ни слова, но зато сделал так много, устал, наверное, бедняга. А я еще злилась на него. Если кто тут и засранка, то это я.
Обложив меня импровизированными грелками, химер уселся в ногах кровати на пол и уткнулся в телефон.
Вздохнув, я прикрыла глаза. Такой заботливый… Интересно, это только потому, что я его хозяйка?
Утром я чувствовала себя значительно лучше. Видимо, ударная доза антивирусных и почти полная неподвижность сделали свое дело. Замученный химер спал на краешке кровати, в то время как я возлежала посередине. Видимо, решил не уходить к себе, чтобы не проворонить возможное ухудшение. Не удержавшись, я потянулась к нему и легонько чмокнула в лоб. Такой милый, когда спит… А когда вот так сурово смотрит — совсем не милый!
— Я просто хотела проверить, не заразился ли ты, — ляпнула я первую пришедшую в голову отмазку.
Закатив глаза, Макс вздохнул, а потом вдруг оказался надо мной, опрокинув на спину. Боже, вот так поцелуй… Кажется, у меня кровь в венах закипела. Отвечая и балдея от страстного напора, я пыталась высвободить руки из-под одеяла. Когда мне это удалось, я без промедления зарылась пальцами в короткие волосы, обвивая руками жесткую, как я себе и представляла, шею.
— Думаешь, можешь вечно меня дразнить? — и без того низкий голос, чуть охрипнув спросонок, стал просто божественным.
Я только потянулась за еще одним поцелуем и немедленно его получила, пусть уже и не такой глубокий и жаркий. И это ему девятнадцать? Он целуется так умело, как будто тренировался каждую минуту тех пяти лет, что я его не видела!
Его рука медленно скользнула под одеяла, и я судорожно вздохнула в предвкушении — на мне все еще ничего нет, кроме этих самых чертовых одеял. Макс, тяжело дыша, ткнулся лбом мне в плечо, прижимая к себе так, что сладко тянуло внизу живота.
— Тебе нужен покой, — прошептал он, и я протестующе застонала, — да, и не спорь.
— Но я хочу тебя, — едва ли не захныкала я, стараясь притянуть отстраняющегося брюнета обратно к себе.
— Знаю, — только и обронил он, весьма поспешно сваливая.
У-у, засранец! Но все равно — целуется отменно. Жаль только, что у него не раздвоенный язык, наверное, было бы еще круче…
Негромко мурлыкая под нос что-то счастливое, я сунула в рот кончик лежавшего на тумбочке градусника. Коротко завибрировал телефон. Увидев несколько сообщений в конфе нашей группы, я написала, что приболела и приду только через пару дней. Пусть и, как показывает прибор, температура у меня всего тридцать семь, нужно еще немного постельного режима, чтобы окрепнуть. Разумеется, в постели я теперь точно буду не одна.
Без сомнений откинув одеяла, я встала, взяла одежду и пошла в ванную. Хотелось после душного тепла одеял принять душ, но вода-то ледяная, так что я ограничилась обычными утренними ритуалами. Хорошо хоть волосы собраны в гульку, а то не выдержала бы и помыла бы их!
На кухне Макс что-то быстро и довольно профессионально шинковал. Теперь понятно, что это за неудобный нож лежал в ящике — это нож для левшей. Наградив меня укоряющим взглядом, химер ссыпал с доски в сковородку мелкие кубики вареной грудки и сразу залил взбитыми яйцами.
— Мать, обжаренная в своих детях, чудесно, — хихикнула я, усевшись на одну из кухонных тумб.