– Назовем это бунгало, – приукрасила Шура, язык которой тоже едва ворочался, – Дом принадлежал досадно погибшему в автокатастрофе мужу одной моей зашифрованной подруги. Со мной этот дом не свяжут, и вас здесь искать не будут, если сами, конечно, не нарветесь. Никаких звонков отсюда, а то вас быстро вычислят. Телефон мента припрячь подальше, видеозапись перенесешь на компьютер. Я привезу вам телефон с безопасной симкой, по нему и звоните в любую точку земного шара. Поживете здесь пока – будем считать, что вы родственники моей зашифрованной подруги. Я ее предупрежу. Ключ под стрехой. Поздравляю, Евгения Витальевна, теперь ты в розыске. И я, блин, попутно с тобой…
Шура не преувеличивала – имелось немало очевидцев, разглядевших ее физиономию в больнице, включая «павших» ментов. Но масштаб ею содеянного не шел ни в какое сравнение с масштабом содеянного нами. Весь день она провела в «бунгало», в котором имелась неплохая обстановка, электричество и даже сравнительно теплая вода, для подогрева которой использовался громыхающий электрический агрегат. Антон неважно себя чувствовал – весь день пролежал в полузабытьи, кусая губы и требуя воды. Я сидела рядом с ним – в просторной спальне второго этажа с видом на сосны и кусочек озера. Рана не гноилась – хотелось верить, что рецидива не будет и все неприятное осталось позади. Под вечер он уснул, а мы с Шурой обнаружили в баре бутылку «состарившейся» водки, засохшие хлебцы из ржаной муки и от души наклюкались.
– Ну вот, напились, – констатировала Шура. – Приятно друг на дружку посмотреть.
Я пыталась втолковать своей подруге, что она в опасности, но Шура не желала ничего слушать – с ее-то, блин, связями!
– Половину из них я уже подключила, не волнуйся, – выговаривала она пьяным голосом. – Все будет чики-чики, не переживай. Мы это дело просто так не оставим, мы доведем его – либо до победного конца, либо до полного абсурда!
Подруга укатила рано утром, снабдив меня всеми, по ее мнению, необходимыми инструкциями. «Не попадусь, не бойся», – успокоила она. Мы лежали с Антоном в обнимку на кровати, он был в сознании, уже шутил, но шевелился неохотно. Я психовала за Шуру, но через несколько часов, к вящему изумлению, она вернулась. Заставила выгрузить пакеты с продуктами из багажника, сунула мне примитивный телефон с «безопасной» симкой, а сама провела в дом молчаливого пожилого субъекта, которого я видела впервые.
– Добрый доктор, – сделав страшные глаза, прошептала Шура, – не бойся, не сдаст. Он мой дальний, но горячо любимый родственник.
По завершении осмотра пришлось отпаивать «доброго человека» чаем. «Все в порядке с вашим безнадежно больным, – поведал пожилой специалист, когда-то трудившийся главным терапевтом областной больницы, – жизненно важные органы задеты в меру. Рана зарастет. Лекарства я оставил. Каждый день – перевязка. И витамины, витамины, витамины…
За визитом доброго дядечки действительно не последовало визита спецназа. Оставалось лишь догадываться, что происходит в мире и какие действия предпринимает Эльвира (и кто-то там еще, включая зловещего чиновника Щегловитова). Шура постоянно отсутствовала, крутила какие-то дела. Через пару дней Антон окреп. Однажды посмотрел на меня с какой-то вкрадчивой многозначительностью и сказал севшим голосом:
– Мы уже несколько дней с тобой, Женечка, ожидаем продолжения неприятностей. Боюсь, как бы нам в ожидании страшного не пропустить что-нибудь хорошее…
Всю ночь мы не размыкали объятий, наслаждались близостью, а проснулись лишь к обеду от скоростной долбежки в дверь и испуганных воплей Шуры: «Вы что тут, вымерли?! Ба, Женечка, мы открыли в себе женщину? Дверь открывай, любвеобильная моя! Именем королевы, я требую!»