Наследство в глухой провинции

На его лице мелькнула усмешка. Мол, еще бы! Он хлопнул в ладоши – фарс да и только! – и уже известный мне красавец блондин вошел и передал ему конверт, который сотник тут же протянул мне:

– Можете пересчитать.

Неужели его подчиненные так быстро сориентировались? Или это был вовсе не экспромт, как в том пытался убедить меня резвый сотник. Да, эти ребята привыкли брать быка за рога! В конверте лежала банковская упаковка сотенных купюр долларов США. Писатель Михаил Задорнов говорит, что не все американцы видели эти купюры, а у меня их целых сто штук! Оказывается, наследство тети Олимпиады не такое уж мизерное. Вернее, вдруг выросло в цене, хотя я по-прежнему не знала почему.

Я осторожно положила деньги на край стола.

– Видите ли, я уже пообещала своему новому знакомому задержаться здесь хотя бы до субботы. Но в воскресенье с утра меня здесь уже не будет, обещаю. В том смысле, если дом вам будет нужен немедленно.

– Ничего, я подожду, – снисходительно согласился сотник. – Может, вы думаете, что продешевили?

– Нет-нет, – поспешно сказала я, – цена мне подходит.

Странно, что, взглянув в его глаза, я заметила промелькнувшее в них удовлетворение, словно он решил для себя: первая часть дела сделана. Именно так, первая. Может, потому что я не знала причин его заинтересованности, то и не спешила радоваться удачной сделке?

– А вещи тети Липы…

Я не только не боялась выглядеть в их глазах патологической жадиной, но и умышленно добавляла побольше черной краски в этот неприятный образ.

– Все, что есть в доме, конечно же, останется вам. Включая клад в стене, если найдете.

– Какой клад?

– Лариса Сергеевна, я же пошутил. – Тон его был отечески покровительственным.

Значит, роль увлеченного мной мужчины сотник Далматов решил отбросить. Странно, но это понимание несколько разочаровало меня. Вообще-то по большому счету Георгию Васильевичу хотелось нравиться. В нем чувствовалась скрытая мужская мощь, по которой безотчетно тоскует большинство женщин. И верилось, что если этот мужчина чего-нибудь захочет, то непременно добьется.

Мы еще посидели, выпили кофе. Официант – или слуга? – один из двоих, принес необыкновенно вкусное мороженое. Странно, что я не запомнила лица ни того, ни другого. Обеспеченность засасывает меня в свое болото – я перестаю замечать тех, кто меня обслуживает. Ольга ухохочется.

– И все же вас что-то беспокоит, – произнес хозяин, коснувшись моей руки. – Может, трудности с отправкой вещей? Вы только скажите, я пришлю ребят, они все погрузят и отправят…

Он был сама доброжелательность и вроде слова произносил медленно, а мне чудилось как бы вторым планом, что он нетерпеливо говорит: «Давай-давай, бери деньги и уматывай отсюда. Что ты под ногами крутишься!»

– Наверное, мне надо написать вам расписку. Все-таки деньги немалые, а мы с вами едва знакомы…

Опять эта снисходительная усмешка. Действительно, куда я денусь? Да и как я смогла бы его обмануть? Но вслух он сказал совсем другое:

– Обижаете, Ларисонька, я же по глазам читать умею. Вы человек честный, я с легким сердцем доверил бы вам даже свою жизнь, а не то что паршивые баксы!

Опять тот же рефрен. Хоть бы он уже определился: нравлюсь ему я, мой нравственный облик или мой скромный деревянный дом?

– Думаю, мы с вами расстанемся друзьями, – продолжал Далматов. – Оформление купли-продажи я беру на себя – вы только подпишите на мое имя генеральную доверенность. Я даже заправлю полный бак вашей симпатичной «семерки».

Ты посмотри, ну все знает!

Из далматовского дома я вышла слегка оглушенная: значит, на свете все же есть альтруисты. Они вот так, бескорыстно, можно сказать, по зову сердца делают добро малознакомым людям и при том живут в таких богатых домах. А некоторые неверующие люди считают, будто таких нет. Вот одного из них покорила неземная краса Ларисы Киреевой, и он недрогнувшей рукой платит за принадлежащий ей дом двойную цену…

Всю обратную дорогу – а вез меня тот же Герман – я промолчала, отвечая на некоторые вопросы местного арийца односложно и туманно. Впрочем, его это не слишком и огорчало.

Свалившаяся на меня сумма впечатляла. Добавив к ней деньги с моего долларового счета в фирме, можно было купить неплохую двухкомнатную квартиру, мою давнишнюю мечту. И обставить ее теткиной мебелью, почти новой и вполне современной.

О том, куда меня везти, Герман не спрашивал. Уточнил лишь:

– Домой?

Я кивнула. Вообще о чем я думаю? Нормальная женщина на моем месте схватила бы эти деньги и рвала отсюда когти как можно скорее. Здесь, в этом крохотном поселке, явно что-то заваривалось. И как мне казалось, все было связано между собой: утонувшая в проруби тетка, ее дом, как бы служащий декорацией, внезапный интерес к закрытому делу человека, который скорее всего сам его и закрыл… Голова кругом!

Герман выскочил, чтобы открыть мне дверцу машины у калитки моего наследного дома, но не сделал и попытки, например, договориться со мной о встрече. Лишь кивнул на прощание:

– До свидания.