Насмешки судьбы (СИ)

      Поднимаю взгляд, встречаясь со светло-серыми старческими глазами. На ней как всегда цветастый халат, висящий на хрупких плечах, забавные яркие вязанные носки и мягкие домашние тапочки. Весь вид кажется абсурдным и бредовым, но таким домашним. Дом... я стал забывать, что означает это слово и что нужно чувствовать, когда оно всплывает в моём сознании.

      - Ян, ты почему тут сидишь? - в ее словах упрека больше, чем вопроса, и все что могу - это выдавить из себя виноватую улыбку.

      Я хочу уйти, убежать на улицу, в холод, лишь бы не видеть этого сочувствия и не причинять дискомфорта этой женщине.

      Не спрашивая моего согласия, поднимает меня с пола и силком затягивает к себе в квартиру. Небольшая однушка, пусть и простенькая, но всегда чистая и уютная. Повсюду висят вышитые своими руками картины, на стареньком телевизоре белая салфетка, цветастые занавески в кухне... Я помню тут каждую мелочь, каждую деталь и так же, как люблю все это - с такой же силой и ненавижу, потому что любая вещь в этом доме напоминает мне о моем бессилии и слабости.

      - Баб Мань, я до утра только, ладно, - я не спрашиваю, скорее утверждаю и так зная, что она не выгонит меня в мороз на улицу.

      Она улыбается, едва сдерживая слезы, чем гробит меня еще сильнее, а я смотрю на нее с пола, сидя задом прямо на обшарпанном линолеуме, и улыбаюсь, и кажется мне, что в этот момент очень похожу на психа.

      Мои планы слегка меняются. Всю ночь старушка, сама едва перебирая ногами (для ее восьмидесяти шести - это нормально), носится со мной, что-то прикладывает, растирает, закапывает. Во рту стойкая горечь травы, будто я целое поле сжевал; виски ломит с такой силой, что вою в подушку, сгребая в пальцах старенький плед, которым меня заботливо укрыли. Кашель давлю подушкой, прощаясь с остатками легких, которые еще чудом не выплюнул. Ощущения незабываемые. Температуру удается сбить только к утру. Как вырубаюсь - не помню, но утром становится легче. Баб Маня выглядит уставшей, но продолжает что-то штопать, вроде мои штаны, нашептывает себе под нос молитву и тяжко вздыхает. Странно, в ее возрасте она думает, что все эти испытания мне посылает Бог. Нет, вы не подумайте, я верующий. И были в моей короткой жизни такие эпизоды, после которых невозможно не поверить в высшие силы, взять хотя бы тот факт, что я все еще топчу эту землю. Но я, вопреки ей, считаю, что все проблемы и беды сыпятся на нас потому, что люди стали хуже зверей. Зажравшиеся твари, думающие только о себе и вечно гонящиеся за личной выгодой. Есть исключения, та же баба Маня - святая женщина, сама оказавшаяся в непростой ситуации, благодаря заботливым родственничкам, но есть такие...

      - Яник, ты почему раньше не пришел? - старческий голос, сухой и едва слышный, вырывает меня из очередного бредового размышления.

      - Занят был, - пытаюсь улыбнуться, видя, как иголка с ниткой замерли в ее руках, а плечи устало опустились. - Все нормально, - заверяю ее, едва сдержав очередной приступ кашля.

      И она молчит. Думает о чем-то своем и молчит, прекрасно понимая, что объяснять я ничего не стану. На плите что-то шкварчит и потрескивает, чайник натужно закипает, выбрасывая из узкого горлышка пар, за окном по-прежнему бушует непогода, о чем-то бубнит старое радио... А мне плакать хочется. Я знаю, мужчины не плачут. Да и кем я потом буду себя считать, если разревусь при ней? Но вся эта атмосфера, отчего-то напоминающая мне дом и вселяющая в скрытую за каменной стеной душу горькую надежду, иллюзорный обман нормальности... черт, как же это бесит и нестерпимо давит.

      Встаю со старенькой раскладушки и, закутавшись в клетчатый плед, иду на кухню. Выключаю чайник, мешаю в кастрюле что-то, отдаленно напоминающее тушеную картошку, и убавив огонь, накрываю её крышкой. Отхожу к окну. Сигареты предусмотрительно лежат на подоконнике, забираюсь на него с ногами, матерюсь, сползаю, выключаю на кухне свет и вновь покоряю эту опасную высоту. Тереблю бездумно в пальцах сигарету, сильнее кутаясь в плед (меня морозит), и спустя пару минут прикуриваю, приоткрывая форточку. Закрываю глаза, вдыхая свежий морозный воздух и, сделав несколько жадных затяжек, откидываю голову на стену. "И что делать будем, Ян?" - мысленно спрашиваю сам себя, не зная ответа на такой простой вопрос.

      Обычно люди знают, что завтра кто-то пойдёт на работу, кто-то в школу; что нужно записаться к парикмахеру или выгулять собаку; а я не знаю ничего - совсем. Не вижу будущего - оно стерто в моем сознании; нет прошлого - его я вырвал сам: с корнем, по живому; есть лишь настоящее - ЭТОТ день и ЭТОТ момент, которые я проживаю в ЭТУ самую минуту. Но сейчас мне надо думать, где взять деньги...