Насмешник

И еще одно, кроме чувства красоты, он старался мне преподать. Он прочел книги кое-каких мистиков и в определенном смысле отрешился от мира. К славе он не стремился. В Лэнсинге, хотя это было сугубо религиозное заведение, никогда не подвергалось сомнению, что настоящая цель жизни — это власть в той или иной форме. Добиться успеха означало стать богатым или знаменитым, или влиятельным. «Я всегда чувствую, — писал мне Гриз, — что те, кто получил образование в Лэнсинге, добились того, чего мне никогда не добиться, — но печально, что так или иначе это слишком часто ведет к тому, что Идеалом для них становится отель «Метрополь» в Брайтоне, но не Истина, которая делает человека свободным».

Однажды вечером, после нашей встречи, когда я пожаловался, как это свойственно подросткам, что у меня нет цели в жизни, он написал:

«Того, что ты, как говорил сегодня, хочешь иметь, не имеет по-настоящему никто, и, скажу больше, многие из лучших видят лишь свет сегодняшнего дня или ближайшей заботы. Трудно с этим смириться — смирение редко когда в чести у юных, — и все же… Ты должен видеть свет текущего дня и малых дел, которые окружают тебя в школе или дома. Если будешь пренебрегать ими, его сменит тьма, а не новый свет. Только через свершение малых дел откроется свет, простирающийся дальше и который есть свет Истины. Успех и тщеславие захлопнут твои окна. Уже сейчас ты видишь больше света, нежели многие, куда больше. Все дело в твоем нетерпении, не больше, но и не меньше, — я могу говорить столь же прямо, как ты иногда, ты же очень не любишь этого в других, как и в себе, — но это хорошо для тебя. Тебе хочется иметь друга, который что заноза в пальце, а не твое эхо. Я еще не раз тебя разочарую — увы! так и должно быть, — но только не в этом».

Я крайне нуждался в подобном наставлении, будучи очень восприимчив в тот период. Я часто задавался вопросом, как сильно изменилась бы моя последующая жизнь, если бы в том возрасте я соприкоснулся с настоящим, самоотреченным, религиозным человеком.

Незадолго до того, как я покинул школу, мистер Гриз нашел, что зимы в Личпоуле слишком суровы, а жена фермера устала заботиться о нем. Он переехал со всем своим имуществом в коттедж в Марстоне, в ту пору бывшем уединенной деревней на противоположной от Оксфорда стороне Двуречья, где я время от времени навещал его, а Сверх по пути из Элсфилда, после обсуждения мирских проблем с Джоном Бьюкеном, останавливался, испытывая потребность в духовном общении.

Несколько лет спустя моя мать получила от него письмо, полное смятения. Он попал в неприятную историю. Когда он возвращался домой с заутрени, его по ошибке приняли его за священника, разыскиваемого полицией по обвинению в развратных действиях, арестовали и подвергли допросу. Для натуры столь нервической это было настоящим ударом. Мать привезла его к нам, окружила вниманием, но он заявил, что отныне никогда не сможет пойти в церковь. И, уверен, больше он туда не ходил. Это был тот же случай, что и с перочинным ножом, только раздутый до невероятных масштабов.

2

Многими своими сильными сторонами и достоинствами система закрытых школ обязана лишенным честолюбия людям вроде тех, какие воспеты в стихах, посвященных киплинговскому роману «Стоки и компания», «людям малозаметным», получившим посредственное образование, часто финансово независимым, которые просто оживали в окружении молодежи и были рады остаться до конца жизни в обстановке их юности, тем самым как бы продолжая ее, переписываясь с друзьями во всех концах света, храня в своих кабинетах старые, пожелтевшие фотографии, завоевывая любовь и уважение по примеру их прежних учителей, вспоминая лица, даты, счет матчей, становясь в тесном школьном мирке заметными фигурами. В Лэнсинге таких было несколько; Дж. Ф. Роксбург не из их числа, его блистательное пребывание в школе продолжалось десять лет с перерывом.

Ему был тридцать один, когда он вернулся в Лэнсинг из армии.