Насморк

— В буквальном смысле. Великолепный пловец тонет. Альпинист гибнет при падении. Страстный автолюбитель — при лобовом столкновении на шоссе.

— Постойте! Ваш автомобиль — это Тиц?

— Да. У него было три машины. Две спортивные. Погиб, когда ехал на «порше». Пойдем дальше: человек, боязливый по натуре, гибнет, убегая…

— Это который из них?

— Осборн. Погиб, когда, бросив машину, шел по автостраде и его принимали за дорожного рабочего.

— Вы ничего не говорили о его трусости!

— Простите. В сокращенном варианте, который я вам изложил, многие детали опущены. Осборн работал по страховой части, сам был застрахован и пользовался репутацией человека, избегающего любого риска. Почувствовав себя в опасности, он принялся писать в полицию, но испугался, сжег письмо и сбежал. Адамс, человек неуравновешенный, погиб, как и жил, — необычно. Отважный репортер держался молодцом, пока не кончил выстрелом в рот.

— А его отъезд из Неаполя не был бегством?

— Не думаю. Ему велено было лететь в Лондон. Он, правда, впал в какое-то время в депрессию, вскрыл себе вены, но забинтовал руку и полетел выполнять задание. А застрелился, потому что почувствовал: он не в силах его выполнить. Он был слишком самолюбив. Не знаю, каким мог оказаться конец Свифта, но в молодости он отличался слабоволием: типичный блудный сын — воздушные замки, излишества, — он всегда нуждался в опеке более сильного человека. Жены, друга. Все это повторилось в Неаполе.

Барт, нахмурившись, тер пальцем подбородок, устремив прямо перед собой невидящий взгляд.

— Что ж, это, в сущности, объяснимо. Регрессия… отступление к начальному периоду жизни, я не специалист, но галлюциногены, пожалуй, вызывают… а что говорят токсикологи? Психиатры?..

— Симптомы имеют определенное сходство с симптомами после ЛСД, но ЛСД воздействует не столь индивидуально. Фармакология не знает столь личностных средств. Когда я знакомился с жизнью этих людей, мне казалось, что ни один из них, сходя с ума, не отошел от своего естества, наоборот, каждый проявил его карикатурно-гиперболически. Бережливый становится скрягой, педант… этот антиквар целый день резал бумагу на тонкие полоски… И не только у них так… Я могу оставить вам материалы, вы сами убедитесь.

— Обязательно оставьте. Значит, этот фактор X — как бы «отравитель личности»? Это существенно… однако с этой стороны, пожалуй, не подберешься к разгадке. Изучение психологии жертв может показать, как действует подобный фактор, но не как проникает в организм.

Он сидел, подавшись вперед, с опущенной головой, глядя на руки, которыми обхватил колени, и вдруг посмотрел мне в глаза.

— Я хочу задать вам вопрос личного свойства… Можно?

Я кивнул.

— Как вы себя чувствовали во время операции? Все время уверенно?

— Нет. Это, в общем, было неприятно — в Америке я представлял себе все это не так. И неприятно не потому даже, что я пользовался вещами умершего, к этому я скоро привык. Предполагалось, что я как нельзя лучше подхожу для такой операции в связи с моей профессией…

— Да? — поднял он брови.

— Публике преподносят ее как нечто увлекательное, но это всего лишь тренаж, еще раз тренаж, скучное однообразие и лишь краткие минуты возбуждения.

— Ага! Почти то же, что и в Неаполе, верно?

— Да, тем более что нас приучают к самонаблюдению. Показания приборов могут подвести, тогда последним индикатором остается человек.

— Итак, скучное однообразие. А откуда же возбуждение в Неаполе? Когда и где?

— Когда я пугался.

— Вы пугались?

— Конечно, по крайней мере дважды. Это меня развлекло.

Я подбирал слова с трудом, настолько это ощущение было неуловимо. Он не спускал с меня глаз.

— Вам приятно ощущение страха?

— Не могу сказать ни да, ни нет. Хорошо, когда то, что человек может, совпадает с тем, чего он хочет. Я обычно хотел то, чего не мог. Существует масса разновидностей риска, но банальный риск, скажем, вроде того, которому подвергаешься в русской рулетке, мне не по душе. Это бессмысленный страх… а вот то, что нельзя определить, предугадать, разграничить, меня всегда привлекало.

— Поэтому вы и решили стать астронавтом?

— Не знаю. Возможно. Нас считают смышлеными мартышками, которыми управляют на расстоянии земной компьютер, программа и план; наивысшая организованность как знак цивилизации, противоположный полюс которой все это, — указал я на газету с фотографией римского эскалатора на первой полосе. — Не думаю, что это так. А если даже это и правда, то на Марсе мы уже все равно были бы в полном одиночестве. Я с самого начала знал, что мой физический недостаток висит надо мной как дамоклов меч, ведь шесть недель в году, когда цветут травы, я ни на что не гожусь. Правда, я все же рассчитывал полететь, так как на Марсе нет растительности. Это совершенно точно известно, и мои начальники тоже считали, что я годен, но в итоге проклятый насморк отодвинул меня в дублеры, где мои шансы свелись к нулю.

— Шансы полета на Марс?

— Да.

— Но вы согласились остаться дублером?

— Нет.

— Aut Caesar, aut nihil?[11]

— Если вам угодно.