Настанет день

— Самый здоровенный мужик был в Клонакилти, — сказал отец. — А как налижется — начинал колобродить. Однажды хозяин кабака отказался его обслуживать — так Подрик проломил стойку. А стойка-то из крепкого дуба, Эйден. Он вырвал из нее кусок, пошел и сам нацедил себе еще пинту. Легендарный был человек, скажу я тебе. Женский пол его обожал. И в этом вы очень похожи. Все ведь тебя любят, сынок, верно? Женщины, дети, шелудивые итальянцы и шелудивые псы… Нора.

Дэнни поставил стакан на стол:

— Что ты сказал?

Коглин-старший отвернулся от окна:

— Мой мальчик, я же не слепой. Кона она, видно, любит по-другому. И может быть, это «по-другому» — лучше. — Отец пожал плечами. — Но ты…

— Сэр, вы ступаете на зыбкую почву.

Отец воззрился на него, приоткрыв рот.

— Я просто предупреждаю, — сказал Дэнни и сам услышал, какой у него напряженный голос.

Наконец Коглин-старший кивнул. Это был мудрый кивок отца, означающий, что он принимает одну сторону характера сына, но одновременно размышляет над недостатками другой. Он взял стакан Дэнни, налил ему и себе.

— Знаешь, почему я тебе разрешил боксировать?

— Потому что не смог бы меня остановить, — ответил Дэнни.

Они чокнулись.

— Именно. Еще когда ты был мальчишкой, я понял, что иногда тебя можно пошлифовать, но нельзя из тебя ничего лепить. Ты все равно не поддашься. Так было с тех пор, как ты научился ходить. Ты знаешь, что я тебя люблю, мой мальчик?

Дэнни встретился с ним взглядом и кивнул. Он знал. Всегда знал. Под всеми личинами, которые отец показывал миру в зависимости от обстоятельств, Дэнни всегда видел его сердце.

— Разумеется, я люблю Кона, — продолжал отец. — Люблю всех своих детей. Но тебя я люблю по-особому, потому что в моей любви много горечи.

— Горечи?

Отец кивнул:

— Я не могу быть в тебе уверен, Эйден. Я не могу вылепить из тебя то, что мне хотелось бы. Нынешняя история с О’Мирой — отличный тому пример. В этот раз сработало. Но ты поступил опрометчиво. Ты мог поплатиться карьерой. И на такой шаг я бы сам никогда не отважился и тебя бы не благословил. Вот чем ты отличаешься от других моих детей: я не могу предсказать твою судьбу.

— А судьбу Кона?

— Кон рано или поздно станет окружным прокурором, — сказал отец. — Несомненно. И наверняка сделается мэром. Возможно, губернатором. Я надеялся, что ты дослужишься до начальника полиции, но в тебе этого нет.

— Во мне этого нет, — согласился Дэнни.

— А уж представить тебя в роли мэра вообще смешно.

Дэнни улыбнулся.

— Таким образом, — продолжал Томас Коглин, — свое будущее ты строишь собственными руками. Что ж, я готов признать поражение. — Он улыбнулся. — Но будущее Кона я взращиваю, как любимый сад. — Глаза у него вспыхнули и влажно заблестели: верный признак, что близится страшный суд. — Нора когда-нибудь говорила с тобой об Ирландии, о том, что ее сюда привело?

— Со мной?

— Да, с тобой.

Он что-то знает.

— Нет, сэр.

— Никогда не рассказывала о своей прошлой жизни?

Может быть, знает всё.

Дэнни покачал головой:

— Мне — нет.

— Забавно, — произнес отец.

— Забавно?

Отец пожал плечами:

— По-видимому, у вас были не такие близкие отношения, как мне казалось.

— Вы на зыбкой почве, сэр. На очень зыбкой.

Отец беззаботно улыбнулся:

— Как правило, люди рассказывают о своем прошлом. В особенности… близким друзьям. Однако Нора никогда этого не делает. Ты заметил?

Дэнни попытался сформулировать ответ, но тут зазвонил телефон. Громко, пронзительно. Отец посмотрел на часы, стоявшие на каминной полке. Почти десять.

— Звонить мне после девяти вечера? — вскинулся Коглин-старший. — Кто это подписал себе смертный приговор? Господи помилуй.

— Папа. — Дэнни слышал, как Нора взяла трубку в коридоре. — Почему ты…

Нора тихо постучала в дверь, и Коглин произнес:

— Открыто.

Она толкнула створку:

— Эдди Маккенна, сэр. Говорит, срочно.

Нахмурившись, Томас вышел в коридор.

Дэнни, не поворачиваясь к Норе, попросил ее:

— Подожди.

Он встал с кресла; они встретились с Норой в дверях.

— Что? — спросила Нора. — Дэнни, я устала.

— Он знает, — произнес Дэнни.

— Что знает? Кто?

— Отец. Он знает.

— Что? Что он знает? Дэнни?..

— Думаю, про тебя и Квентина Финна. Может, и не все, но что-то. Месяц назад Эдди меня спросил, нет ли у меня знакомых с фамилией Финн. Я решил, это просто совпадение. Фамилия довольно частая. Но мой старик только что…

Он не увидел замаха и, когда пощечина влепилась ему в щеку, почувствовал, что ноги у него подгибаются. Росту всего-то пять футов пять дюймов, а чуть не сшибла его на пол.

— Ты ему сказал. — Она почти выплюнула эти слова ему в лицо.

Она уже отворачивалась, но он схватил ее за руку.

— Ты что, рехнулась? — выговорил он хриплым шепотом. — Думаешь, я мог бы тебя продать, Нора? Даже под страхом смерти? И нечего отводить глаза. Смотри на меня. Даже под страхом смерти?

Она поглядела ему в глаза, и глаза у нее были как у загнанного зверя, взгляд заметался по комнате, словно она искала, где бы спрятаться. Чтобы прожить хоть еще одну ночь.

— Дэнни, — прошептала она, — Дэнни…

— Ты же не можешь в такое поверить, — сказал он, и голос у него сорвался. — Не можешь.