Настанет день

Она утробно засмеялась в подушку и повернула к нему голову.

— Можно мне при тебе употреблять слово «трахаться»?

— По-моему, ты только что это сделала.

— И ты не шокирован?

— Шокирован? Дай мне покурить, и я буду готов продолжить. Посмотри на себя. Господи.

— Что?

— Ты просто… — Он провел пальцами по ее ноге, по заду, по спине. — Восхитительная. С тобой так и тянет трахаться.

— Теперь ты сам сказал «трахаться».

— А я всегда так говорю. — Он поцеловал ее в плечо. — Кстати, зачем тебе понадобилось это слово?

Она куснула его в шею.

— Я хотела сказать, что никогда раньше не трахалась с вице-президентом.

— Ограничивалась финансовыми директорами?

Она хлопнула его по груди.

— Ты горд, парень?

— Хочешь честно?

— Разумеется.

Он сел в кровати, взял с тумбочки пачку «мюрадов», закурил.

— Я… польщен, — произнес он. — Когда они назвали мое имя, я подумал: бог ты мой, я и не знал, что оно есть в бюллетене.

— Да ну? — Она провела языком по его животу. Взяла у него папиросу, затянулась, отдала обратно.

— Не мог себе представить. Хотя перед голосованием Дентон мне намекнул. Но, черт возьми, меня избрали, а я даже не знал, что меня выдвигают. Сумасшедший дом.

Она легла на него; ему приятно было ощущать ее тяжесть.

— Значит, ты польщен, но не горд?

— Я напуган, — сказал он.

Она засмеялась и забрала у него папиросу.

— Эйден, Эйден, — прошептала она, — тебя ничем не напугаешь.

— Вот и нет. Я постоянно в страхе. Ты мой страх.

Она всунула папиросу ему в рот.

— Ах вот как, я нагоняю на тебя страх?

— Даже ужас. — Дэнни погладил ее по лицу, запустил руку в волосы. — Я боюсь тебя разочаровать.

Она поцеловала его руку.

— Ты меня никогда не разочаруешь.

— Мои парни тоже верят, что я их не разочарую.

— Так что же тебя пугает?

— Что вы все ошибаетесь.

Одиннадцатого августа, под звуки теплого дождя, хлеставшего в стекла его кабинета, комиссар Эдвин Аптон Кёртис составил дополнение к своду правил и уложений Бостонского управления полиции:

Никто из сотрудников данной полицейской службы не должен состоять ни в какой организации, структуре или группе, объединяющей действующих и/или бывших сотрудников означенной службы, но входящей в состав организации, структуры или группы вне полицейского управления.

Завершив работу над текстом, которому суждено было войти в обиход как «параграф 35», комиссар повернулся к Герберту Паркеру и показал ему черновик.

Паркер прочел; ему хотелось бы, чтобы формулировка звучала пожестче. Но в стране сейчас все перевернуто вверх дном. Приходится миндальничать даже с профсоюзами, этими большевиками. Но это пока. Лишь пока.

— Подписывай, Эдвин.

Кёртис подписал. Вздохнул, глядя на запотевшие окна.

— Ненавижу дождь.

— Что верно, то верно, Эдвин, летние дожди хуже всего.

Час спустя Кёртис передал текст журналистам.

Томас и семнадцать других капитанов встретились в приемной кабинета суперинтенданта Краули на Пембертон-сквер. Все смахивали капли воды с кителей и фуражек, кашляли, жаловались на своих водителей, на пробки, на отвратительную погоду.

Томас оказался рядом с Доном Истменом, возглавлявшим 3-й участок, тот, что отвечал за Бикон-хилл. Сосредоточенно поправляя манжеты промокшей рубашки, Истмен негромко проговорил:

— Я слышал, они собираются дать в газетах объявление.

— Не всякому слову верь.

— Объявление о наборе в постоянное милицейское ополчение из вооруженных добровольцев.

— Говорю тебе, это все слухи.

— Слухи или нет, Томас, но, если наши люди забастуют, на нас польется, как никогда не лилось. Все с ног до головы будем в дерьме.

— Сохраняйте спокойствие, — тихо произнес Томас.

Дверь в кабинет Краули открылась, он вышел и небрежно махнул им: мол, следуйте за мной.

Краули зашел в зал для совещаний, капитаны — за ним. Они заняли места за длинным столом. На буфетных стойках не обнаружилось ни кофейников, ни чайников, ни кексов, ни подносов с печеньем — словом, ничего такого, что они привыкли воспринимать как должное во время подобных совещаний. Более того, в комнате не было ни одного официанта и никого из младшего состава. Лишь суперинтендант Майкл Краули и его восемнадцать капитанов. Не было даже секретаря, чтобы вести протокол.

Краули стоял спиной к громадному окну.