Играя отведенную роль помощника, Вадаж показал алеронам багаж делегации. Когда тщательная проверка была закончена, офицер что-то просвистел, воины окружили парламентеров и повели их через поле. Шли они вовсе не маршевым шагом, однако все их движения были синхронными, словно у частей одного и того же организма. Лучи Авроры били в контактные линзы, защищавшие глаза элеронов от ее яркого света, и превращали их в рубины.
По мере того как они шли, Хейм не переставал исподтишка стрелять глазами по сторонам. Других воинов почти нище не было видно, во всяком случае, их было не много. Должно быть, некоторые заняты делами, выполняя те таинственные ритуалы, какими были для элеронов ниже пятого класса власти общение, разговоры, спортивные игры и молитва. Остальные, вероятно, на дежурстве возле ракет или в воздушном патрулировании.
Кругом сновали рабочие и контролеры, разгружая транспортеры, перенося металл из павильона плавильни и электрооборудование с завода в другое место, где оно устанавливалось на какое-нибудь орбитальное орудие. Их машины жужжали, лязгали, грохотали. Тем не менее, на взгляд, а вернее, на слух человека, тишина стояла ужасная. Ни криков, ни разговоров, ни шуток или ругательств, только время от времени мелодичная команда, негромкое звучание записанной на пленку оркестровой музыки и мягкий топот тысяч ног.
Вадажа было не узнать, он оскалил зубы в какой-то непонятной усмешке и пробормотал по-французски Наварре что-то насчет патологической серьезности алеронов.
Хейм не мог поручиться наверняка, но ему показалось, что офицер бросил на Вадажа недоумевающий взгляд.
— Помолчите! — ответил Наварра.
«Однако Вадаж, вероятно, прав, — подумал Хейм. — Юмор — это результат определенного внутреннего искажения. А для того великого единства, каким является душа алерона, это кажется невозможным, немыслимым в прямом смысле этого слова.
Кроме… Да, делегаты, посланные на Землю, особенно адмирал Синби, проявляли некоторые признаки холодного остроумия. Но они принадлежали к самому высшему классу власти. Это предполагало отличие от остальных особей их вида, которые…»
Хейм отвлекся от этих размышлений и вновь вернулся к функции наблюдателя.
Наконец они остановились возле сооружения в нескольких сотнях метров от края поля. Внешне оно ничем не отличалось от других таких же зданий с множеством изгибов, стоящих вокруг. Однако изнутри все явно было недавно убрано, стены покрыты пластиком, а на полу виднелись следы в тех местах, где прежде находились клумбы для растений. Мебель, душевая, светильники земного типа, позаимствованные из брошенных новоевропейцами домов были расставлены с геометрической точностью, которая — как, безусловно, считали алероны — импонировала людям.
— Сюда вам будут приносить пищу и питье, — пропел офицер. — Если вам захочется куда-нибудь пойти, часовые, стоящие у дверей, вас проводят.
— Я не вижу коммуникатора, — сказал Наварра.
— Его здесь нет, дабы вы не вели секретных переговоров с обитателями леса. Ваши охранники будут передавать ваши сообщения в пределах лагеря. Теперь мы должны открыть ваши емкости для вещей и осмотреть вашу одежду.
Трудно было понять, выражал или нет этот голос оскорбление, но Хейму показалось, что нет. Офицер просто констатировал факт.
— Очень хорошо, — сплюнул Наварра. — Мы подчинимся против своей воли, и это вам еще зачтется в числе прочего после того, как Земля одержит над вами победу.
Алерон даже не потрудился ответить. Обыск был до странного небрежным.
Никакой контрабанды обнаружить не удалось, поскольку оной не было вообще. Многие колонисты удивились, когда офицер сказал:
— Если вам будет угодно, мы сейчас же отправимся на поиски Властителей Интеллекта.
Основываясь на опыте своих прежних встреч с Алеронами, Хейм не был расположен к этому. Высшие чины Алерона всегда проявляли большую гибкость, чем их земные партнеры. Имея за своими плечами столь консервативную цивилизацию, они могли себе это позволить.
— А… кто они такие? — спросил Наварра, проявляя признаки колебания и не зная, на что решиться.
— Они — имбиак планетарной и космической защиты, имеющие в своем подчинении главного инженера-оператора. Кроме того, им доверены хранилища информации и советов, — ответил офицер. — Вас устраивает? И соответствует или нет этому ваше собственное официальное положение?
— Я представляю здесь констебулярное правительство Новой Европы, — сказал Наварра. — А эти люди — мои эксперты, — совершенно беспристрастно произнес он. — Но любое соглашение между нашими двумя сторонами, если оно будет достигнуто, должно быть ратифицировано нашими вышестоящими представительствами.
И вновь на женственном лице, неуместном на этом звероподобном теле, мелькнуло выражение, которое можно было принять за растерянность.
— Так вы идете? — прозвучал мелодичный вопрос.
— А почему бы и нет? — сказал Наварра. — Прошу вас, господа, возьмите с собой свои бумаги. — Щелкнув каблуками, он направился к выходу.
Хейм и Вадаж подошли к двери одновременно. Менестрель поклонился.